Сергей Удот - Ландскнехт шагает к океану

— Михель, Михель, — возбуждённо зашептал возникший рядом Гюнтер. — Видишь вон кучу мусора возле развалин сарая. За неё гадёныш один заполз. Лихо так избежал моей пули — просто диву даюсь. За главного он у них — сам на рожон не пёр, исподтишка подзуживал. Нужен он мне. Ты пужни его, а я уж тогда не упущу.

— Ясно, — Михеля не надо просить дважды.

Мужики после такой встряски больше не полезут, а заводилу убрать — всё равно что десяток простых укокошить.

Приглядевшись, Михель заметил край шляпы неопределённо бурого цвета.

— Гюнтер, готов?

— Ага, — односложно отозвался Гюнтер, чуть сдвигая Михеля плечом для более удобного прицеливания.

Пуля Михеля взбила фонтанчик мусора прямо перед мужицкой мордой. Как верно было рассчитано, хладнокровия у главаря нападавших недоставало — явно под градом пуль в строю не маршировал. Он вскочил, открывшись во всей красе, и Гюнтер точнёхонько послал пулю ему в брюхо.

— Вот он мне за всё и ответит, — пояснил Гюнтер немой вопрос Михеля — почему не выстрелил в голову или грудь?

— Пущай помается, — согласился Михель. — В следующий раз такие, как он, солдатские станы за милю обходить будут.

— Полагаешь? — скептически сощурился Гюнтер. — Никто ничему не учится. Пока мы будем их грабить и мучить, они будут гадить в ответ — открыто и исподтишка. Лишь бы не отдал Богу душу до того момента, когда я спущусь с ним потолковать.

Внезапно Михель обнаружил на оконном карнизе то, что другие в горячке отражения атаки как-то проглядели.

Мельхиоров башмак, будь он неладен! Взрывом сюда занесло, а то как иначе. Лежит себе новенький, не смят, не прожжён. Умильную картинку портит несущественная деталь — осколок кости последнего владельца, торчащий сверху. Ну да нам, ландскнехтам, не привыкать к подобным мелочам. И не такое видывали.

Подивись, Гюнтер. Последний привет от Мельхиора. Может, где и второй валяется и кому-то ещё они будут впору.

Михель размахнулся, чтобы забросить проклятую память о предателе как можно дальше, но Гюнтер подставил руку.

— Хоть это схороним. Всё ж таки тварь Божья.

— Вот именно, что тварь! — Михель вложил смысл прямо противоположный Гюнтерову, однако не стал спорить, когда тот мягко, но настойчиво выкрутил из его руки последний остаток Мельхиора на этой земле.

И ведь схоронил же, и заупокойную прочёл, и крест поставил — всё честь по чести.

Михель не раз наблюдал, как погребали отдельные косточки-суставчики солдат, попавших в подобный переплёт, иной раз слабо надеясь, что это останки именно того, кого надо. Но Гюнтер-то свершил обряд над предателем — хуже врага. Все честь по чести, лишь уходя, бросил:

— Встретимся в аду. Явись, пожалуйста, обутым.

Скоро подал голос и «крестник» Гюнтера. Сперва просто стонал, потом начал кричать, чтобы добили — свои ли, чужие — без разницы. Его просьбу поддержали мужики за забором, обещая чудовищные кары, если изверги ландскнехты не исполнят последнюю волю умирающего. На всё это Гюнтер только посмеивался и предлагал паре мужиков рискнуть с дубьём перелезть через забор и самим несколькими ударами свершить благое дело. Те в ответ подняли над забором шляпу на прутике. Ландскнехты, разумеется, не клюнули на столь дешёвый фокус. Подставлять головы вместо шляп мужики не рискнули. На этом перебранка закончилась. Стих, ослабев, и раненый, чем немало обеспокоил Гюнтера.

Настроение у всех в доме после первой, пожалуй, за день удачи резко повысилось. Повеселел даже Ганс, которому от щедрот выделили четыре патрона, и он, кое-как обточив ножом пули к своему ружью, вновь почувствовал себя вооружённым и уверенным, хотя время от времени морщился и осторожно трогал раненое плечо. Пару раз Михель ловил его ощупывающий взгляд, но не придавал этому серьёзного значения — после поговорим. И о Мельхиоре, и о солдатской взаимовыручке.

Однако ж солнце, в данном случае союзник ландскнехтов, явно собиралось предать-улизнуть. Торчало над горизонтом хорошо если на две пики. Как пить дать, мужики ночью взбодрятся и попытаются-таки добыть головы упрямцев.

Голод опять же донимал всё сильнее и сильнее — кишки прямо-таки военные действия в тылу открыли, требуя контрибуции. Макса уже дважды гоняли за водой, и с каждым разом она оказывалась грязней. Ганс пробормотал что-то насчёт неотложной нужды и бочком-бочком выскользнул за дверь.

— Братцы, а он ведь на чердак, за девкой, — догадался Макс.

— Сейчас вернётся весь в кровище, и будет нарочно, на виду у всех в зубах ковыряться. — Маркус никак не мог привыкнуть к Гансовым выходкам.

— Помните, помните, однажды Ганс на полном серьёзе утверждал, что, если одновременно закусить католиком и протестантом, несварение обеспечено — они и в брюхе продолжат распрю о вере.

— Постой, — спохватился Михель, ткнув пальцем в Маркуса, — когда началась вся эта заварушка с мужиками, ты ведь что-то уписывал за обе щеки?

— Кто, я? — удивлению Маркуса явно недоставало искренности.

— Э, братишка, — насел на него Гийом, брюхо которого издавало особенно выразительные рулады. — Так не годится в честной компании, чтобы один трескал от пуза, а другие ноги протягивали с голодухи.

— А ну-ка дыхни, — поднялся с корточек Макс, — враз определим.

— Да я, — потупился Маркус, — в общем, там кусочек ветчины завалялся от чьей-то столетней трапезы. Ну, до того закаменел проклятый — не угрызть.

— Так подать же его сюда немедля! — чуть ли не в четыре глотки, как у них частенько случалось, выдохнули остальные.

Маркус метнулся было из комнаты, но был схвачен за полу камзола Максом.

— А ведь он сожрёт по дороге половину, — авторитетно заявил Макс, — слупит, как пить дать.

— Надо послать тогда с ним кого, дабы догляд был, — рассудительно пробасил Гийом.

— Ну да, чтобы они в две пасти уничтожали всеобщее достояние.

В конце концов после недолгих споров решили, как обычно, послать Гюнтера.

— Смотри, чтоб он тебя не зарезал за тот кусок, — напутствовал Гюнтера на дорогу неугомонный Макс. — Да пошарь хорошенько, может, там не один кусочек-то завалялся.

Гюнтер для смеха взял мушкет наперевес, словно Маркус находился под стражей, и так его вывел из комнаты.

— Такой компании обормотов только с мужиками и совладать. Бывалые вояки вырезали бы нас в два счёта, — подал голос молчавший до того Михель.

— Где ж их взять, бывалых-то — все от сохи вчера забриты.

Кусочек, торжественно внесённый Маркусом, подталкиваемым Гюнтером, был не сказать чтобы так уж и мал. Вот насчёт твердокаменности Маркус ничуть не приврал.

— Только топором и орудовать, — покачал головой Макс. — Зубы тут не помощники, да и нож обломать — раз плюнуть. Только по запаху и можно определить, что сие такое. А помните божественный запах свежайшей, только что с коптильного крюка ветчины?