Уилбур Смит - Когда пируют львы. И грянул гром

До Йоханнесбурга доехали много раньше, чем Шон ожидал. За четыре года город увеличился чуть ли не вдвое, городские окраины встретили их там, где раньше был вельд. Никуда не сворачивая, они миновали новые районы и скоро оказались в центре. Здесь тоже многое изменилось, но в целом все оставалось так, как он это помнил.

Они пробирались по шумной Элофф-стрит, и по обе стороны, смешиваясь с толпой на тротуарах, перед ним вставали призраки прошлого. Ему вдруг послышался смех Даффа, и он быстро обернулся, пытаясь глазами найти источник. Вот снова из проезжающего экипажа засмеялся какой-то щеголь в соломенной шляпе и с золотыми пломбами в зубах, и Шон понял, что это не Дафф. Правда, смеется очень похоже, но все-таки нет, не то. И все остальное здесь было так же похоже, но не совсем, все почти неуловимо изменилось, все вызывало в нем ностальгические воспоминания, глубоко омраченные потерей друга. Да, прошлое миновало; он теперь понимал, что назад вернуться невозможно. Все уже другое, поскольку реальность существует только в одно время и только в одном месте. Потом она умирает, ты теряешь ее и должен идти вперед, чтобы найти ее в другом времени и в другом месте.

Они поселились в гостинице «Гранд-Националь», в номере с двумя спальнями и гостиной, отдельной ванной комнатой и балконом, выходящим на улицу. С балкона открывался чудесный вид на крыши городских домов, а в перспективе виднелся хребет, вдоль которого шли вышки надшахтных копров и белые отвалы породы.

Катрина очень устала. Ужин им в номер принесли пораньше, они поужинали, и Катрина сразу легла в постель, а Шон спустился в бар, чтобы выпить перед сном стаканчик-другой.

Народу в баре оказалось много. Шон нашел местечко в углу и молча уселся, прислушиваясь к гулу разговоров. Теперь он только слушал, не принимая участия в беседах.

На стенке над стойкой бара прежде висела гравюра, изображающая охоту, теперь же ее сменило красочное полотно: на поле боя импозантно заляпанный кровью генерал в красном мундире прощается со своими офицерами и солдатами. По лицам его верных воинов было видно, что они явно заскучали. Взгляд Шона принялся блуждать по темным стенам с деревянной обшивкой. Он вспоминал прошлое – а тут много было что вспомнить!

И вдруг Шон заморгал от изумления. В обшивке возле боковой двери он увидел небольшой пролом в форме звезды. На губах Шона заиграла улыбка; поставив стакан, он погладил костяшки правой руки. Да-а, если бы Оуки Хендерсон тогда не нырнул под его руку, кулак Шона оторвал бы ему голову.

Шон сделал знак бармену:

– Еще бренди, пожалуйста.

Бармен кивнул и снова стал наполнять стакан.

– Кстати, что там у вас такое с обшивкой возле двери?

Продолжая наливать еще одну порцию, бармен бросил туда быстрый взгляд:

– А-а-а, это… Да какой-то парень дырку пробил кулаком. Давно это было. Хозяин велел оставить как есть – на память, так сказать.

– Наверно, крутой был парень… вон доска-то толщиной в дюйм, не меньше. Кто такой? – с интересом спросил Шон.

Бармен пожал плечами:

– Да какой-то бродяга. Разные тут бывают, приходят и уходят. Заработают несколько фунтов, пропьют и уходят, откуда пришли. – Скучающим взглядом он посмотрел на Шона. – С вас полдоллара, приятель.

Шон не торопясь пил бренди, между глотками вертя в пальцах стакан и глядя, как жидкость оставляет на его стенках след, словно тонкую пленку масла. По дыре твоей в стенке бара будут помнить о тебе.

«А теперь пойду спать, – решительно подумал он. – Теперь в этом мире я лишний. Мой мир теперь наверху и, надеюсь, сейчас спит».

Он усмехнулся сам себе, допил до дна и повернулся, собираясь уйти. Но не тут-то было.

– Шон! – вдруг раздалось у него над самым ухом, и чья-то рука легла ему на плечо. – Господи, Шон, неужели это ты?

Шон с удивлением разглядывал стоящего рядом человека. Он не узнавал ни этой аккуратно подстриженной бородки, ни большого, обожженного солнцем носа с облупившейся кожей на самом кончике, но вот глаза… глаза он узнал почти сразу.

– Деннис, старый бродяга. Деннис Петерсен из Ледибурга. Это ты?

– Так ты меня не узнал! – засмеялся Деннис. – Тоже мне, друг называется! Исчезает, не сказав на прощание ни слова, а проходит десять лет, и он уже не узнает!

Теперь они смеялись оба.

– Так я думал, тебя давным-давно уже повесили, – защищался Шон. – Какого черта ты делаешь в Йоханнесбурге?

– Как – что: продаю мясо, я же состою в комитете Ассоциации производителей говядины. – Деннис проговорил это с гордостью в голосе. – Участвовал здесь в переговорах по продлению контрактов.

– А когда возвращаешься?

– Через час у меня поезд.

– Ну так самое время выпить перед отъездом! Что будешь пить?

– Бренди, маленькую порцию.

Шон заказал напитки, они выпили, постояли, и вдруг между ними возникло ощущение некоей неловкости: оба понимали, что говорить, в общем-то, не о чем, что с тех пор, когда в их отношениях царило полное согласие, прошло целых десять лет.

– Ну а ты что поделывал все это время? – прервал молчание Деннис.

– То да се, понимаешь… занимался немного горными работами, а сейчас вот из саванны вернулся. В общем, ничего интересного.

– Ну что ж, все равно приятно увидеться снова, столько лет прошло… Твое здоровье.

– Твое здоровье, – ответил Шон. И тут вдруг до него дошло, что сейчас у него есть шанс узнать, как поживают его родственники, о которых он уже много лет не получал никаких вестей.

– А как там в Ледибурге, как твои сестры?

– Обе замужем, да и я тоже женился, у меня четверо сыновей, – ответил Деннис, и в голосе его снова прозвучала гордость.

– Я ее знаю? – спросил Шон.

– Одри… помнишь, дочка старого Пая?

– Да что ты! – вырвалось у Шона, и он быстро продолжил: – Это здорово, Деннис. Я рад за тебя. Одри – прекрасная девушка.

– Лучше всех, – самодовольно согласился Деннис.

Гладкое, холеное, раскормленное лицо женатого человека, толстые щеки, да и животик вон оттопырился. «Интересно, есть ли у меня животик?» – подумал Шон.

– Старый Пай уже помер, конечно… все из-за одного кредитора, с которым никак не мог рассчитаться. Банк и лавка отошли к Ронни.

– А-а-а, этой крысе, ушки топориком, – сказал Шон и тут же понял, что этого говорить не следовало.

– Слушай, Шон, он ведь теперь мой родственник, – слегка нахмурившись, проговорил Деннис. – Да и вообще, он вполне приличный парень… и, кстати, толковый бизнесмен.

– Прости, я пошутил. А как моя матушка?

Шон сменил предмет разговора и задал вопрос, который держал в голове на первом месте, – и правильно сделал. Деннис сразу смягчился, взгляд его потеплел.

– Все так же. У нее теперь магазин женской одежды, рядом с лавкой Ронни. Это просто золотая жила – весь город покупает платья только у нее, все прямиком идут к тете Аде. Кстати, она крестила двух моих старших. Да, думаю, она половину детишек в округе крестила.