Уилбур Смит - Когда пируют львы. И грянул гром

ВЫДЕРЖКИ ИЗ БОЕВЫХ ПРИКАЗОВ ГЕНЕРАЛА

СЭРА РЕДВЕРСА БУЛЛЕРА, КАВАЛЕРА КРЕСТА ВИКТОРИИ,

ОТДАННЫХ И ПОДПИСАННЫХ В НОЧЬ НА 19 ДЕКАБРЯ 1899 ГОДА

…Силы под командованием бригадного генерала Литтелтона выдвигаются вперед и захватывают поселок Коленсо. После этого они захватывают металлический мост, переходят через него и выбивают силы врага с холмов на противоположном берегу. (Смотри прилагаемую карту.)

Они бок о бок лежали в зарослях травы, и роса насквозь вымочила спины их гимнастерок. Ночь не доносила до их слуха ни шороха, ни звука. На чистом, без единого облачка, небе ярко светили огромные звезды. Впереди серебристый Млечный Путь высвечивал рельефные очертания холмов за Тугелой, создавая впечатление нависшей угрозы.

Саул громко зевнул, а за ним и Шон не удержался. Хотя этой ночью они не сомкнули глаз, причина крылась не в усталости, а в реакции организма на нервное напряжение, перед тем как ринуться в атаку на пушки буров…

– До рассвета часа полтора, – прошептал Саул, и Шон что-то проворчал в ответ.

Что толку считать часы? Без тринадцати минут семь встанет солнце, и британская армия, сосредоточенная у них за спиной, двинется по заросшей бурой травой равнине вперед.

Шон еще раз поднялся на колени и скользнул взглядом по лежащей перед ними местности, не торопясь ощупал глазами берег Тугелы, нашел неясно вырисовывающийся в сотне шагов впереди стальной мост, пересчитал каждый куст на этом берегу – не шевелится ли, не стало ли кустов больше. И только потом удовлетворенно улегся снова.

– Господи, как холодно! – пробормотал лежащий рядом Саул.

– Погоди, скоро будет жарко, – усмехнулся Шон в темноте.

Ясное ночное небо выстудило воздух, и от вчерашнего тепла не осталось и следа. Трава промочила одежду, стальные стволы винтовок неприятно холодили руки. Но на физические неудобства Шон давно уже научился не обращать внимания. Если требовала необходимость, он мог лежать без движения, даже когда на шею садилась муха цеце и вонзала в нежную кожу за ухом свое острое, будто раскаленное, жало. Но когда забрезжил рассвет и настало время двигаться, ему полегчало.

– Все, я пошел, – прошептал Шон.

– Удачи… не забудь к завтраку вернуться.

Такую работу нужно выполнять в одиночку. И эта работа ему очень не нравилась. Они удостоверились в том, что с этой стороны реки врага нет, и теперь, в последнюю минуту, когда бурам уже поздно менять диспозицию, кто-то должен узнать, какими силами они удерживают мост. Парочка пулеметов «максим», установленных, чтобы держать мост под обстрелом, на малой дистанции, или даже заряды взрывчатки, готовой рвануть в любой нужный момент, – все это будет означать, что шансы на успех не только скудные, но вообще нулевые.

Шон закинул винтовку на спину и пополз по траве вперед. Два раза на краткое время останавливался и прислушивался, но следовало торопиться: через час уже совсем рассветет. Он подобрался к мосту и залег в его густой тени, всматриваясь в противоположный берег. Никакого движения. В тусклом свете звезд холмы казались темными спинами китов в море травы. Он ждал пять минут – достаточно долго, чтобы обнаружить шевеление какого-нибудь беспокойного часового, – но нет, ничего.

– Поехали, – громко прошептал он и вдруг испугался.

Он не сразу осознал это чувство, поскольку в жизни испытывал его всего три или четыре раза, но еще никогда его не вызывала столь незначительная причина. Он пригнулся под стальными балочными фермами моста, чувствуя слабость в ногах и странную вязкость в животе. И только тогда ощутил в горле этот привкус, несколько смахивающий на вкус рыбьего жира, смешанного с эманацией чего-то давно уже мертвого и несуществующего, и он не знал, что это такое.

«Я боюсь». Первой реакцией стало удивление, которое быстро сменилось тревогой.

Так вот как это бывает. Он прекрасно знал, что такое бывает и с другими людьми. Не раз он слышал, как они толковали об этом вокруг лагерных костров, помнил слова, за которыми стояли сочувствие и жалость.

Да, напарник привел его обратно в лагерь. Его трясло как в лихорадке, и он плакал навзрыд. Я думал, что он ранен.

«Дэниел, – спросил я, – Дэниел, что случилось?»

«Что-то сломалось, – ответил он, а у самого слезы текут по бороде. – В голове что-то сломалось, треснуло, я это слышал. Тогда я бросил ружье и побежал».

«Он напал на тебя, Дэниел?» – спросил я.

«Нет, парень. Я его даже не видел, просто слышал, как он кормится совсем рядышком в зарослях. А потом вдруг в голове что-то хрясь! И я побежал».

Да какой он трус? Сколько раз я охотился с ним, сам видел, как он убивает слона с одного выстрела; бывало, зверь падал так близко, что можно было достать стволом ружья. Он всегда был нормальный мужик, просто всю жизнь ходил к этому слишком близко. Больше он не охотился.

«Я скопил в душе страх, как старый корабль собирает под днищем ракушки и водоросли, и теперь этот страх готов и во мне прорваться», – понял Шон. Понял он и то, что если сейчас побежит, как побежал тот старый охотник, то больше охотиться уже не будет.

Скорчившись в темноте, взмокший от пота в рассветной прохладе, усиленной холодом страха, Шон почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Его тошнило по-настоящему, он тяжело дышал открытым ртом, теплая маслянистая масса из живота полезла вверх, вот-вот готова была вырваться; от слабости дрожали коленки, и, чтобы не упасть, он ухватился за железную балку моста. Шон простоял так минуту, которая показалась ему вечностью. Потом попытался взять себя в руки и побороть это чувство, подавить его, усилием воли заставляя ноги двигаться вперед. Сознательно проверил работу мышцы анального сфинктера – вот как близко он подошел к состоянию полной деградации.

Именно тогда он понял, что в старой шутке про трусов все правда. И он здесь не исключение.

Он взошел на мост, осознанно подавая команды каждой ноге: подняться, сделать движение вперед, опуститься на землю и вес тела перенести на нее. И дышал он, четко сознавая, что надо делать при каждом вдохе и выдохе. После того как собственный организм столь чудовищным образом предал его, Шон больше не доверял ему выполнения даже самых простых задач.

Если бы буры в то утро поджидали его у моста, они непременно убили бы его. В свете звезд его большое тело представляло прекрасную мишень, но он, забыв про всякую осторожность, тяжело стуча сапогами в металлические конструкции моста, медленно шагал по самой его середине.

Вот металл под ногами сменился гравием. Он уже на противоположном берегу. Шон продолжал идти посредине дороги, которая потихоньку сворачивала к темным холмам.