Уилбур Смит - Когда пируют львы. И грянул гром

Молодые люди состязались между собой на конных манежах и площадках для игры в поло, как, впрочем, и на танцполе. Дирк Кортни занял призовое место в соревнованиях по тентпеггингу [98] Тентпеггинг – вид конного спорта, где во время езды всадник с копьем или мечом должен проколоть лежащий на земле маленький предмет. . А потом, будучи капитаном школьной команды регби, сражался в товарищеском матче против команды Питермарицбургского колледжа, в котором бесславно проиграл со счетом 30:0.

Юные дамы соперничали друг с другом с неменьшим неистовством, которое маскировали хихиканьем, смешками и краской на щеках. Их успехи в течение той недели измерялись заключенными помолвками и вспышками скандалов.

Старшие снисходительно улыбались, но потом и они, подкрепившись разлитыми по бутылкам напитками, отбросили чувство собственного достоинства и, тяжело дыша, сами пустились скакать и дурачиться на танцевальных площадках. Случилось и три кулачных дуэли, но они вспыхнули между старыми врагами, и, откровенно говоря, смотреть там было не на что.

Лишь одно семейство держалось в стороне от этих празднеств. И многие из юных дам страдали, не встречая на них Майкла Кортни.

Во время одной из нечастых передышек той недели Шон ухитрился оторвать Руфь от Ады и привезти ее в свое имение Лайон-Коп. Она молча переходила из одной пустой комнаты в другую и, задумчиво щуря глаза, оценивающим взглядом осматривала их, а Шон с тревогой топтался позади нее, уверенный в том, что ее молчание значит только одно: ей здесь не нравится. На самом же деле Руфь пребывала в восторге: пустой дом, полая оболочка, где не видно ни малейшего намека на присутствие женщины; этот дом ждал только ее, только она может вдохнуть в него жизнь. Руфь уже представляла себе, какие занавески она повесит на окна, на голых половицах видела персидские ковры, которые пылятся в кладовке у дяди Исаака в Претории, он обязательно пришлет их сюда – как замечательно они будут смотреться на этих отполированных до блеска полах из желтого дерева. Кухню, конечно, надо будет полностью перестроить и прежде всего поставить здесь новую двойную агаровую печь. Спальня…

Не в силах больше сдерживаться, Шон наконец открыл рот:

– Ну как, нравится?

Она медленно повернулась к нему, мечты улетели прочь, глаза ее прояснились.

– О Шон! Это же самый прекрасный дом во всем мире!

В этот патетический момент Шон решился: надо немедленно осуществить задуманное на этот вечер и сделать ей предложение.

– Руфь, ты выйдешь за меня замуж?

И Руфь, которая заранее решила не торопиться, попросить его дать ей время, чтобы подумать, ответила сразу:

– О да, с радостью!

Обручальное кольцо произвело на нее большое впечатление.

Заключительным аккордом недели стала организованная Шоном Кортни охота на бушбока.

В домик на улице Проти Шон с Дирком прибыли на рассвете. Их одели в грубые охотничьи одежды; в фургоне, запряженном мулами, у ног Шона лежали кожаные футляры с ружьями. Чтобы решить простую задачу и переместить Руфь, Аду и ее девушек из дома в карету, понадобилось не менее пятнадцати минут. Это было примерно то же самое, что загонять кур в курятник. Возбужденно кудахтая и суетясь, они неторопливо двигались по дорожке к карете, а Шон подгонял их, шагая позади. То одна, то другая вдруг негромко вскрикивала и поворачивала обратно к дому под тем предлогом, что забыла зонтик или корзинку с вязаньем, и общее движение вперед снова расстраивалось.

Когда такое случилось в третий раз, терпение Шона лопнуло. Он вдруг взял и сердито рявкнул. Дамы испуганно притихли, а две из них даже чуть не заплакали.

– Не кипятись, дорогой, – попыталась успокоить его Ада.

– А я и не кипячусь, – отозвался Шон дрогнувшим от напряжения голосом, стараясь держать себя в руках. – Но если на счет «десять» вас не будет в карете, я, пожалуй, начну.

Все расселись по местам на счет «пять», и Шон, в раздражении ставший похожим на взъерошенного петуха, погнал карету в сторону загонов для скота.

На поле возле загонов уже стояли беспорядочной кучей кареты и запряженные мулами фургоны, несущие в себе все население ледибургской округи. Шон рысью протрусил мимо, раздавая направо и налево приветствия и обмениваясь репликами. Поджидающие экипажи выстраивались вслед за ним в цепочку, и длинный конвой покатил в сторону фермы Махобос-Клуф. Большая охота началась.

В середине этого каравана кто-то заиграл на гармошке и запел. Остальные экипажи один за другим подхватывали; в хор голосов вплетались топот копыт, смех и скрип колес.

Раздражение Шона постепенно улеглось. Девочки Ады, сидя на заднем сиденье, пели «Boland Se Nooinentje». Дирк спрыгнул с кареты и вместе со стайкой мальчишек из города побежал впереди лошадей. Руфь неуверенно коснулась ноги Шона; он повернулся к ней, улыбнулся, и она облегченно улыбнулась в ответ.

– Какой прекрасный день, Шон.

– Ты меня прости, я чуть не испортил его… – отозвался он.

– Какая чепуха!

Она подвинулась к нему ближе, и он вдруг почувствовал, что совершенно счастлив. Все неприятные моменты, связанные с приготовлениями, стоили одного этого мгновения. Руфь рядом с ним тихонько засмеялась.

– Ты чего смеешься? – спросил Шон и взял ее за руку.

– Просто так. Захотелось, и все, – ответила она. – Смотри, сколько кругом зелени.

Она сказала это, чтобы заставить его отвернуться, и тогда она сможет спокойно разглядывать его лицо. Уловка сработала.

– Земля сейчас кажется совсем юной, – сказал он, оглядываясь вокруг.

В глазах его светилась мягкая доброта, которую Руфь так хорошо знала и понимала. К этому времени она успела изучить многие нюансы его настроения, а теперь училась вызывать или менять их. Человек он был очень простой, и в этой простоте заключалась его сила. Он как горный утес, думала Руфь. Всегда знаешь, каким он будет ранним утром, когда на него упадут первые лучи солнца. Знаешь, что при южном ветре вершина утеса скроется в дымке, а вечером на его склонах с темно-синими трещинами лягут узорные тени. И еще всегда знаешь, что очертания этого утеса незыблемы, что он не изменится никогда.

– Я люблю тебя, мой утес, – прошептала она, предчувствуя его изумление.

– Что ты сказала? – спросил он, и в самом деле изумленно глядя на нее.

– Я люблю тебя, мой мужчина, – поправилась она.

– О-о-о… Я тоже люблю тебя.

«А сейчас вот он немного смутился, – подумала она. – О боже, я готова проглотить его целиком! Если бы можно было сейчас потянуться и поцеловать его перед всеми остальными!..» Эта мысль ей очень понравилась, и она с удовольствием смаковала ее.

– Ну, какую проказу снова придумала? – буркнул он.