Уилбур Смит - Когда пируют львы. И грянул гром

Шон поднял голову и сразу заметил нового человека. Он удивленно смотрел в его сторону, и вдруг его охватила бурная радость; зародившись в груди, она поднялась вверх и расцвела на лице широкой улыбкой.

– Гарри, как я рад, что ты тоже пришел! – невольно воскликнул он.

Но лицо Гарри оставалось непроницаемым. Он холодно раскланялся со всеми. «Ничего, ничего, главное, что он пришел, – радовался Шон. – Он ведь сам пришел. Теперь дело за мной».

– Гарри, можешь встать справа, рядом со мной.

– Спасибо, – ответил Гарри и наконец улыбнулся, но улыбка его напоминала холодную гримасу; он тут же отвернулся и заговорил с кем-то из стоящих поблизости.

По толпе собравшихся пробежал тихий шумок разочарования. Все ожидали чего-нибудь более интересного. Вражда между братьями Кортни, окруженная какой-то тайной, ни для кого не составляла секрета. Но что поделаешь… Напряженность спала, и все снова приготовились слушать список Шона. Наконец Шон закончил, спрыгнул с фургона на землю, и все сразу же разошлись. Шон поискал глазами Гаррика и увидел его далеко впереди, чуть ли не во главе длинной цепочки людей, протянувшейся по протоптанной дорожке, которая вела к ущелью Эландс-Клуф.

Цепочка двигалась быстро, охотники с нетерпением спешили занять свои места. Шон понял: если он не побежит, то не сможет обойти идущих впереди и догнать Гарри. «Подожду, когда доберемся до места, – решил он. – Боже мой, какое чудесное завершение этой недели. У меня теперь есть Руфь, а теперь… если бы только можно было вернуть брата, а вместе с ним и Майкла!»

Из закраины ущелья Шон посмотрел вдаль. Глубокая щель долины, мили в две длиной и с этой стороны ярдов пятьсот в ширину, медленно сужалась кверху и где-то высоко заканчивалась равнинной возвышенностью. Она вся густо заросла темно-зеленым кустарником, по-видимому совершенно непроходимым, над которым в отчаянной попытке достичь солнечного света тянулись к небу несколько высоких деревьев. Толстые стебли вьющихся растений и лиан, словно щупальца гигантского осьминога, выползали из темных кустарниковых зарослей, опутывая их в попытке прижать к земле. Здесь, на закраине, воздух был сух и благотворен, там же – смраден, пропитан испарениями сырой земли и гниющих растений.

Охотники замешкались и сбились в кучу у самого входа в долину, словно никому не хотелось двигаться дальше и оказаться в сыром и влажном неуюте ущелья. Прикрывая глаза от солнечного света, они всматривались вперед, туда, где в самом начале теснины на фоне весенней зеленой травы едва виднелись загонщики, словно цепь темных пятнышек.

– А вон и мальчишки идут, – протянул руку один из них.

Наверху, над самым ущельем, Дирк вел свою банду вперед.

Шон подошел к брату.

– А что, Гарри, как дела у тебя в Теунис-Краале? – спросил он.

– Неплохо.

– Слушай, я прочитал твою книгу – превосходная вещь, я так считаю. Уверен, она заслуживает тех отзывов, которые получила в Лондоне. Лорд Кейстербрук в своем письме просил меня передать тебе, что заключительная глава дает Военному министерству много пищи для размышлений. Ты молодец, Гарри.

– Спасибо.

Но в ответе Гарри неуловимо чувствовалась холодность. Он явно не желал продолжать разговор.

– А Майкл с тобой сегодня не поехал?

– Нет.

– А почему, Гарри?

Гарри в первый раз улыбнулся холодной, презрительной улыбкой:

– Не захотел.

– Да?

Лицо уязвленного Шона на мгновение исказилось, но он овладел собой и повернулся к остальным:

– Все, джентльмены, идем занимать места.

Все рассыпались цепью, встали на свои позиции и притихли в мрачной застойной жаре зарослей. Каждый видел своих соседей только в виде неясных фигур среди листвы, лиан и стволов упавших деревьев. Отчетливо виднелось мало что: край шляпы, металлическая деталь оружия, отразившая случайно упавший на нее луч солнца, человеческая рука, застывшая в просвете между листьями. Тяжелую, как и жара, тишину время от времени нарушали только беспокойное шуршание ветки, торопливо подавленный кашель, щелчок ружейного затвора.

Шон положил палец на обе собачки ружья и взвел их; подняв стволы к закрытому шатром листьев небу над головой, сделал два быстрых выстрела, один за другим. Их низкие раскаты ударили по обе стороны долины, эхо отразилось от каменных стен и рассыпалось. Затем снова воцарилась тишина.

Шон стоял неподвижно, стараясь как можно внимательнее прислушиваться к малейшему звуку, но слышал только негромкое жужжание какого-то насекомого и резкий, испуганный крик птицы турако. Он пожал плечами, понимая, что расстояние в две мили и густая растительность полностью заглушают крики загонщиков и стук их палок по стволам кустов. Но движение они уже начали, в этом он не сомневался, до них наверняка донеслись его сигнальные выстрелы. Он представил себе, как идут, растянувшись в линию, две сотни черных мужчин и кое-где между ними белые мальчишки, как снова и снова повторяют один и тот же риторический вопрос, столь же древний, сколько существует загонная охота.

– E’yapi? – и снова: – Е’yapi? – Это слово с ударением на первом слоге произносится пронзительно, почти с визгом.

– E’yapi? Куда ты идешь?

Между Шоном и загонщиками в этом клинообразном, густо заросшем пространстве скоро послышится первое беспокойное движение. Грациозные животные с серыми пятнами на боках испуганно вскакивают со своих потайных лежбищ на подстилках из опавшей листвы. Отточенно-острые, растопыренные парные копытца под весом напрягшихся мускулов глубоко вонзаются в лиственный перегной почвы. Настороженно поднимаются и разворачиваются вперед ушки, блестят черные, словно атласные, влажные глаза, дрожат и принюхиваются блестящие ноздри, закрученные штопором рога закинуты к спине. Они нерешительно застыли на месте, готовые в любую секунду броситься вперед.

Шон открыл затвор, и в нос ему ударил запах сгоревшего пороха; со звоном выскочили пустые гильзы, и на Шона уставились пустые зенки казенной части. Он извлек из поясного патронташа два новых патрона, вставил, закрыл ружье и перевел собачки на предохранительный взвод.

Сейчас они пойдут. Сначала самки, рыжевато-коричневые и с пятнами, как косули. Они бегут по долине, а рядом с ними – длинноногие детеныши. За ними самцы, большие и черные; они крадутся неслышно, как тени, припадая к земле и закинув рога к спине. Уходят подальше от неясных криков и шума, уводят своих самок с детьми от опасности – и ведут их прямо на поджидающие их стволы.

– Уже что-то слышно! – прозвучал сдавленный голос преподобного Смайли, – наверно, жесткий воротничок священника, бледным пятном маячивший в полумраке, мешал ему говорить.

– Заткнись, дурак!