Уилбур Смит - Когда пируют львы. И грянул гром

А вокруг уже началась пальба, слышались громкие крики. Он взял лежащую на поваленном дереве двустволку и зарядил ее. Встал и взвел курки.

Шон видел, как медленно, слегка прихрамывая, пригибаясь и не делая попыток отодвинуть ветки, хлещущие ему по лицу, Гаррик направляется к нему.

– Гарри, нельзя кучковаться. Стой где стоял, брешь в цепи получается.

И тут он увидел лицо своего брата. Казалось, кожа так туго обтянула его скулы и нос, что они побелели, особенно ноздри. Челюсти Гаррика нервно двигались, словно он что-то жевал, на лбу выступили крупные блестящие капли пота. Казалось, он чем-то болен или сильно напуган.

– Что с тобой, Гарри? – спросил встревоженный Шон.

Он двинулся навстречу брату и вдруг остановился. Гарри поднял ружье.

– Прости меня, Шон. Но я не могу отдать его тебе, – сказал он.

На Шона холодно уставились два ружейных ствола – он видел только это и еще вцепившиеся в ружье белые от напряжения костяшки пальцев Гарри. Один палец уже лежал на спусковых крючках.

Шон испугался. Он стоял не шевелясь на внезапно отяжелевших и онемевших ногах.

– Я должен это сделать, – прохрипел Гарри. – Должен… иначе ты заберешь его у меня. А потом и его уничтожишь.

Все еще охваченный страхом, медленно и неловко переставляя ноги, Шон демонстративно отвернулся от него и двинулся обратно на свою позицию. От ожидания до боли затвердели мышцы спины.

Загонщики были уже совсем близко, впереди отчетливо слышались их голоса и удары палок. Шон поднес к губам свисток и три раза пронзительно свистнул. Крики умолкли, и в относительной тишине Шон услышал за спиной странный звук, нечто среднее между всхлипыванием и криком боли.

Медленно, дюйм за дюймом, Шон повернул голову и посмотрел назад. Гарри исчез.

Колени Шона задрожали, и по мышцам бедра пробежала судорога. Он сел на мягкий ковер влажных листьев. Раскуривая сигару, он держал дрожащую спичку обеими руками.

– Папа! Папа! – раздался крик Дирка, и мальчишка выскочил из зарослей на крошечную полянку. – Сколько убил?

– Двух, – ответил Шон.

– Всего лишь двух? – Голос Дирка увял от разочарования и стыда за отца. – Даже преподобный Смайли убил больше. У него целых четыре!

Руфь возвращалась в Питермарицбург на следующий день после охоты, и Шон настоял, что поедет с ней и проводит до самого дома. На вокзал попрощаться с ними прибыли Ада с Дирком и с десяток новых подруг, которых Руфь завела в течение этой недели. Шон пытался оторвать Руфь от горячей с ними дискуссии – в подобные разговоры, похоже, вступает всякая женщина перед расставанием.

– Пора садиться в вагон, дорогая! – говорил он ей. – Смотри, Руфь, уже подняли флажок!

На эти замечания решительно никто не обращал внимания, и тогда Шон просто взял Руфь за руку и силком втащил в вагон. Буквально через секунду ее голова высунулась из окна купе, и Руфь продолжила обсуждение, как будто оно никогда и не прерывалось. Он собирался уже последовать за ней, как вдруг увидел Дирка. С острым чувством вины Шон вдруг понял, что всю неделю без стыда и совести пренебрегал собственным сыном.

– Пока, Дирки, – хрипло проговорил он.

Мальчишка подбежал к отцу и крепко обнял за шею.

– Да ладно тебе, Дирк. Я же завтра утром вернусь.

– Я хочу с тобой.

– У тебя завтра школа.

Шон попытался вырваться из крепких объятий сына. Женщины прекратили щебет и молча наблюдали за ними. Шон чувствовал, что краснеет от смущения. «Боже мой, – думал он, – ведь Дирк уже не ребенок, ему почти пятнадцать лет».

– Ну-ка немедленно прекрати, слышишь? – прошептал он, стараясь скрыть раздражение. – Что про тебя люди подумают?

– Папа, возьми меня с собой. Пожалуйста, – дрожа всем телом, упрашивал Дирк.

Раздался свисток, женщины с облегчением отвернулись и продолжили бойкий щебет.

– Послушай, когда ты так себя ведешь, мне за тебя стыдно, – прошептал Шон. – Ну-ну, возьми себя в руки, и давай попрощаемся как мужчина с мужчиной. Давай руку.

Глядя на отца полными слез глазами, Дирк вцепился ему в руку.

– Немедленно прекрати, слышишь?!

Шон вырвал руку, резко повернулся и вскочил в вагон. Поезд дернулся и поехал мимо платформы.

Дирк сделал несколько неуверенных шагов следом и остановился; плечи его непроизвольно дрожали, он все никак не мог оторвать взгляд от отца, который высунул голову из окна.

– Ну-ну, отец завтра вернется, Дирки, – сказала Ада и, желая успокоить мальчишку, положила руку ему на плечо.

– Он не любит меня, – прошептал Дирк. – Он даже никогда не…

– Что ты такое говоришь, он тебя очень любит, – быстро перебила его Ада. – Просто он…

Но Дирк не дал ей закончить. Он дернул плечом, сбросив ее руку, повернулся кругом, наобум спрыгнул с платформы на железнодорожный путь, нырнул под изгородь из колючей проволоки и бросился через поле бегом, чтобы перехватить поезд на первом длинном повороте перед подъемом.

Он бежал с искаженным от страдания лицом, жесткая трава била его по ногам. Впереди раздался печальный свисток локомотива: поезд медленно выползал из-за плантации ван Эссена.

Медленно набирая скорость перед подъемом, состав уже двигался прямо перед ним, но до него оставалось еще ярдов пятьдесят. Он не сумеет догнать его, даже несмотря на то что Шон едет в предпоследнем вагоне, – последним был вагон с охраной… нет, он не успеет.

Тяжело дыша, Дирк остановился, безумными глазами высматривая, не увидит ли где отца, но в окне его купе никого не было видно.

– Папа! – закричал он, яростно размахивая руками над головой. – Папа! Это я! Это я, Дирк!

Купе, в котором ехал Шон, медленно проплыло мимо него. Несколько коротких секунд Дирк вглядывался сквозь стекло окна.

Шон стоял к окну боком; склонившись вперед, он обнимал Руфь. Она запрокинула голову, шляпка с головы упала, темные волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Сверкая белыми зубками, она смеялась, глядя на Шона сияющими глазами. Шон наклонился ниже и прижался губами к ее губам. И вагон проехал мимо.

А Дирк так и остался стоять с поднятыми руками. Потом медленно опустил их. Лицо размякло. Померкшим взглядом он смотрел вслед удаляющемуся поезду, который, пыхтя и извиваясь, карабкался вверх по склону и наконец с последним выбросом пара взобрался наверх и исчез за высоким горизонтом.

Дирк пересек железнодорожную линию и вышел на тропинку, ведущую через холмы. Сжав кулаки, он вытер слезы и без особого интереса посмотрел на жука-скарабея под ногами. Размером с большой палец взрослого мужчины, лоснящийся, черный и рогатый, как черт, жук боролся с комочком коровьего навоза, втрое превосходящим его по размеру. Стоя на задних лапках и наваливаясь на шар грудью, он катил шар перед собой. Жук был слеп ко всему, кроме потребности размножаться; сейчас ему требовалось спрятать эту почти идеальную сферу где-нибудь в потаенном месте и отложить в ней яички; он трудился как одержимый.