Уилбур Смит - Когда пируют львы. И грянул гром

– А вот так, – ответила Руфь.

Она отбросила юбку в сторону, шагнула вперед и послала змеей извивающийся хлыст понизу; как только он обвился вокруг щиколотки Дирка, Руфь рванула плеть на себя. Потеряв равновесие, Дирк опрокинулся назад. Падая, головой ударился о стену и, ошеломленный, рухнул на пол.

Чтобы кнуту было где разгуляться, Руфь перешла в центр сарая. Злость ее, холодная, как сухой лед, придавала сил рукам, мышцы которых от ежедневных прогулок верхом стали крепки, злость ожесточила ее сердце и напрочь лишила всякой жалости. Теперь она, словно самка животного, отчаянно боролась за собственную жизнь и за жизнь своего детеныша.

Плетью Руфь научилась пользоваться еще в те времена, когда только осваивала верховую езду. Первый ее удар разорвал рубаху Дирка от плеча до пояса. Мальчишка злобно закричал и вскочил на колени. Следующий удар рубанул его вдоль спины, парализовав попытку встать на ноги. Еще один пришелся под коленки, выдернув из-под него обе ноги.

Лежа на животе, Дирк потянулся к стоящим у стены вилам, но и тут змея из плетеной кожи больно обвилась вокруг его запястья. Он снова вскрикнул и повернулся на бок, прижимая к груди раненую руку.

Руфь продолжала хлестать, но этот звереныш, корчась под ударами, постепенно полз по полу к ней, как раненый леопард, которому картечью парализовало нижнюю часть туловища. Руфь шаг за шагом отступала, и длинная плеть со свистом и щелканьем продолжала свою работу.

Она избивала его без всякой жалости, пока рубаха не изорвалась в свисающие с плеч и пояса клочья, под которыми виднелась гладкая белая кожа с жирными багровыми рубцами, исполосовавшими все его тело.

Руфь избивала его, пока крики мальчишки не превратились в визгливые вопли, которые сменились всхлипами.

Она била его до тех пор, пока он не остался лежать на полу, дрожащий, задыхающийся от стонов; он уже едва шевелился, кровь темными каплями сочилась из ран и капала на каменный пол.

Только тогда она сложила плеть и отворила дверь. Во дворе с молчаливым любопытством собрались все конюхи и домашние слуги.

Руфь отобрала четырех человек.

– Отнесите нкозизану в его комнату, – приказала она.

Помолчав, обратилась к одному из конюхов:

– Скачи и срочно отыщи нкози. Скажи, чтобы ехал как можно быстрее.

Шон приехал быстро. Обезумевший от тревоги, он чуть не сорвал дверь в комнату Дирка, вломившись внутрь. И остановился на пороге как вкопанный, с ужасом уставившись на спину Дирка.

Голый по пояс Дирк лежал на кровати лицом вниз, а Руфь трудилась над ним с губкой в руке. Рядом с ней на столе стоял тазик с водой, и в воздухе витал резкий запах антисептика.

– Боже мой! Что с ним случилось?

– Я немножко отхлестала его плеткой, – спокойно ответила Руфь.

Разинув рот, Шон посмотрел на нее, потом на Дирка:

– Так это сделала ты?

– Да.

Гнев перехватил Шону горло.

– Боже милостивый! Ты же изорвала его в клочки. Ты же чуть не убила его. Но почему?

– Так было надо.

Абсолютная уверенность в голосе Руфи и полное отсутствие раскаяния смутили Шона. Он вдруг засомневался, стоит ли здесь сердиться.

– Что он натворил?

– Я не могу тебе этого сказать. Это касается только нас двоих. Ты должен поспрашивать Дирка.

Шон быстро подошел к кровати и опустился на колени:

– Дирк… Дирки, мальчик мой, что случилось? Что ты такое натворил?

Дирк поднял лицо с подушки и посмотрел на отца:

– Так, чепуха. Не важно.

Он снова спрятал лицо в подушку, голос его зазвучал приглушенно, и Шон засомневался, что понял правильно.

– Что ты сказал? – переспросил он.

– Я сказал, что сам виноват, – отчетливо ответил Дирк после короткой паузы.

– Да-да, я так и понял.

Шон встал, явно озадаченный:

– Послушай, Руфь… я не знаю, зачем ты за мной посылала. Мне кажется, с ситуацией ты прекрасно справилась сама.

Подойдя к двери, он оглянулся, словно хотел что-то еще сказать, но передумал и, покачав головой, вышел.

В ночной тишине, уже перед тем, как уснуть, Шон уткнулся в щеку жены.

– Ты знаешь, мне кажется, сегодня ты сделала то, что мне следовало сделать много лет назад, – сказал он. И продолжил с сонным смешком: – По крайней мере, теперь никто больше не сомневается в том, кто хозяйка на ферме Лайон-Коп.

Шон относился к жизни с простодушной простотой и открытостью – он считал, что любую проблему решишь, если мгновенно начнешь действовать.

Увлекся женщиной – значит надо ее взять. Если не получилось сразу – женись на ней.

Захотел получить кусок земли, или лошадь, или дом, или золотой прииск – заплати и пользуйся на здоровье. Нет денег, так пойди и найди их.

Понравился тебе человек – встречайся с ним, выпивай, ходи на охоту – словом, весело проводи с ним время. Не понравился – либо дай ему в морду, либо высмеивай, издевайся над ним. В любом случае он не будет сомневаться в твоих к нему чувствах.

Отбился от рук сынок – сначала выколоти из него дурь, а потом подари ему что-нибудь подороже: пусть не забывает, что ты его любишь. Шон признавал, что с Дирком он несколько запоздал, зато Руфь совершила полезное дело, причем весьма эффективно. Ему оставалось только вызвать сына к себе в кабинет и слегка поорать на него. Через недельку он вернулся из Питермарицбурга и, смущенно хмурясь, вручил Дирку отступные подарки. Во-первых, оправленный медью кожаный футляр с дробовиком ручной работы мастера Гринера из Лондона, с серебряной инкрустацией, блестящим прикладом, и ложей из орехового дерева, и сменными стволами из дамасской стали. Во-вторых, кобылку-двухлетку по имени Солнечная Плясунья с гугенотского племенного завода в Вустере. Ее родила Пляска Урожая от Солнечного Лорда; эта лошадь, представительница одной из самых чистых кровей в Африке, непревзойденная по скорости, обладала исключительной красотой. Шон заплатил за нее тысячу гиней и считал, что выгоднее сделок он еще в жизни не совершал.

Итак, Шон полагал, что с Дирком проблемы улажены и теперь можно бросить все силы на три крупных и довольно смелых начинания, которые он затеял.

Первое: Руфи надо подарить ребенка. С ее стороны в этом деле он мог рассчитывать на самое искреннее сотрудничество. Однако все их усилия, если не говорить о пользе в смысле физических упражнений и огромного удовольствия, не давали никакого результата. Шон ностальгически вспоминал, какое потрясающее мастерство он продемонстрировал во время первой их встречи, и никак не мог понять, в чем дело сейчас. Руфь настаивала на том, что надо упорно продолжать эти занятия и дожидаться сезона дождей; в ней развилась поистине суеверная надежда на плодотворящую силу грозы. Во время одной из поездок в Питермарицбург Шон увидел в витрине антикварного магазина вырезанную из дерева статуэтку Тора [103] Тор – в скандинавской мифологии бог грома и бури. . Он не задумываясь купил статуэтку ей в подарок. С тех пор этот бог стоял у них на прикроватном столике; крепко сжимая свой молот, он наблюдал за их стараниями с таким понимающим выражением, что Руфь в конце концов повернула его лицом к стенке.