Уилбур Смит - Когда пируют львы. И грянул гром

– Да вот, понимаешь, девушка, Дирки хочет с тобой кое о чем потолковать.

Арчи осторожно прикрыл дверь и, повернув ключ в замке, неторопливо двинулся к кровати. Благодаря физическому труду на его руках выделялись узловатые и твердые мышцы, непропорционально большие пятерни покрывала жесткая рыжая щетина.

– Не подходи ко мне, Арчи Лонгуорти, слышишь? – крикнула Хейзел и быстро спустила ноги с кровати, причем рубаха ее задралась, обнажив пухлые белые бедра. – Мне не нужны неприятности, оставь меня в покое!

– Ты наградила нашего Дирки триппером, девка. А Дирки мой друг, и ему не нравится твой подарочек.

– Ничего подобного! Это не я! Я чистая, честное слово!

Девушка встала, все еще прикрывая грудь рукой, и попятилась.

– Отойди от меня! – крикнула она, но Арчи уже набросился на нее. – Нет! Я буду… – Она уже открыла рот, чтобы завопить, но лапа Арчи закрыла ей губы, как огромный волосатый паук.

Хейзел отчаянно сопротивлялась, царапая руку в попытке оторвать ее от лица.

– Давай, Дирк, – усмехнулся Арчи, с легкостью удерживая ее, другой рукой обхватив за талию.

Дирк больше не улыбался, неуверенно топчась у двери.

– Давай же, парень. Я ее подержу.

Неожиданным броском он швырнул девушку на кровать лицом вниз, уткнув ей голову в подушку.

– Давай, Дирк, возьми-ка вот это!

Свободной рукой Арчи расстегнул свой широкий кожаный ремень, утыканный тупыми металлическими шипами.

– Сложи пополам!

– Черт побери, Арч, думаешь, это обязательно?

Вяло держа в руке ремень, Дирк все еще колебался.

– Ты испугался, что ли?

Губы Дирка презрительно искривились. Он шагнул вперед, взмахнул ремнем и с силой хлестнул по извивающемуся телу. Хейзел замерла от резкой боли и шумно охнула в подушку.

– Вот это дело другое, всыпь-ка ей еще!

Арчи изогнул палец крючком, подцепил тоненькую ткань рубашки и рванул на себя, и она разъехалась от верху до самого подола, обнажив толстые белые женские ягодицы, покрытые пупырышками.

– Давай, задай-ка ей жару!

Дирк снова поднял тяжелый, сложенный вдвое ремень, постоял в этой позиции, и вдруг его подхватило и подняло ввысь, туда, где обитают одни только боги, головокружительное чувство могущества над миром, и он с упоением что есть силы опустил ремень.

– Он не встречает сопротивления, – пробормотал Ронни Пай.

Сидящий рядом Гаррик Кортни беспокойно заерзал.

– Ты слышал, что он говорит? – настаивал Ронни.

– Нет.

– Он хочет наводнить Наталь ордой этих голландцев из Свободного Государства и Трансвааля.

– Да, я знаю.

– И ты с ним согласен?

Гарри не отвечал, – казалось, его полностью захватило зрелище: в загоне перед ними, забавно перебирая ножками, словно в них имелось слишком много суставов, играли, гоняясь друг за дружкой, неуклюжие, покрытые пушистой младенческой шерсткой жеребята.

– Мне надо послать двадцать годовалых жеребят на выставку-продажу в Питермарицбург, в среднем они пойдут фунтов по четыреста-пятьсот за голову, ведь это все первоклассные животные. Мне же надо платить тебе приличную сумму по ссуде.

– Не об этом сейчас надо беспокоиться, Гарри. Я приехал сюда не за деньгами.

Ронни протянул ему коробку с сигарами, но Гарри отказался, и тогда он выбрал сигару себе, аккуратно ее обрезал и прикурил.

– Так ты согласен с идеей Союза? – спросил он.

– Нет.

– Почему?

Ронни не поднимал глаз от сигары, не желая раньше времени демонстрировать, с каким нетерпением ждет ответа.

– Я с ними воевал – с Леру, Нимандом, Ботой, Сматсом. Я воевал с ними, и мы победили. А теперь они сидят там в Претории и потихоньку замышляют захватить всю страну – не только Свободное Государство и Трансвааль, но еще и Наталь, и Кейп. И любой англичанин, который им помогает, предает своего короля и свою страну. Его надо поставить к стенке и расстрелять.

– И немало людей у нас считает именно так… я бы даже сказал, очень многие. Тем не менее никто против Шона Кортни не выступает, а значит, он попадет в Законодательное собрание.

Гарри повернулся и заковылял вдоль загородки загона к конюшням. Ронни пристроился рядом с ним.

– Мне кажется, да и другим тоже, что нам нужен подходящий человек, которого можно противопоставить ему. Кто-нибудь такой, кто обладает не меньшим авторитетом. У кого есть военные заслуги, кто, например, написал книгу, кто понимает, что происходит на самом деле, а также владеет ораторским искусством. Вот если бы найти такого, мы бы на расходы не поскупились.

Он чиркнул спичкой и, подождав, когда прогорит сера, снова прикурил.

– До выборов осталось только три месяца, – продолжил он, выпуская дым, – мы должны как можно скорее сплотиться. На следующей неделе в школе у него предвыборное собрание.

Политическая кампания Шона, которая шла ни шатко ни валко, не вызывая к себе особого интереса, неожиданно получила новый, драматический поворот.

На его первое собрание в Ледибурге явилось почти все местное население – все так истосковались по развлечениям, что были готовы слушать, как Шон станет барабанить свою коротенькую речь, хотя в большинстве натальских газет эту речь напечатали слово в слово и все ее давно прочитали. С бесстрашным оптимизмом жители надеялись, что время, отведенное для ответов на вопросы, принесет им большее удовлетворение, а некоторые даже приготовили вопросы по таким животрепещущим темам, как цены на охотничьи лицензии, организация системы общественных библиотек и борьба с распространением ящура. Да и в конце концов, многих привлекала возможность встретиться с друзьями из дальних районов.

Но вышло так, что, кроме людей, работающих с Шоном, его друзей и соседей, в школу явились и другие. И сразу заняли первые два ряда парт. Все они являлись молодыми людьми, которых Шон никогда прежде не видел. В ожидании начала собрания они громко смеялись, перекидывались шуточками, и Шон смотрел на них с тяжелым неодобрением.

– Откуда здесь этот сброд? – спросил он председательствующего.

– Приехали на дневном поезде, все одной группой.

– Похоже, кое-кто ищет здесь приключений, – проговорил Шон, мрачно поглядывая на этих людей и кожей чувствуя их лихорадочное возбуждение: они явно собирались устроить какое-нибудь буйство. – Они же все поддатые, – добавил он.

– Успокойся, Шон. – Руфь, наклонившись к нему, положила руку ему на колено. – Обещай не заводиться. Ты можешь настроить их против себя.

Шон открыл было рот, чтобы ответить, да так и замер, увидев, как сквозь толпу в дверь проходит Гарри Кортни, идет к заднему ряду и садится рядом с Ронни Паем.

– Закрой рот, дорогой, – пробормотала Руфь.

Шон повиновался, потом улыбнулся и помахал рукой, приветствуя брата. Гарри ответил кивком и тут же отвернулся, вступив в разговор с Ронни Паем.