Мария Барыкова - Клаудиа, или Дети Испании

Мальчик снова с удивлением оторвался от книги.

— Нет. Я только хотел спросить, почему папа приходит теперь так редко?

Пепа с тоской посмотрела в черные, широко распахнутые и светящиеся каким-то внутренним огнем глаза, и вдруг почувствовала, что сознание вот-вот оставит ее. Где она видела эти глаза? Где?!

Ничего не ответив, графиня, изо всех сил сдерживая себя, постаралась как можно спокойнее покинуть классную комнату. Надо найти ведьму во что бы то ни стало! От проклятого бездаря Браулио толку не будет, он, по крайней мере, пока молчит — и то слава Богу! Значит, остается только расхваленный Мануэлем фактор принца Астурийского. Пепа, как почти всякая придворная дама, терпеть не могла наследника престола не по причине его отвратительных человеческих качеств, но, скорее, из-за его отталкивающего физического обличья. Она всегда очень сочувствовала дамам, на которых принц обращал внимание, а теперь вот самой придется каким-то образом просить у него слугу. Пепа вспомнила запах, которым всегда несло от инфанта — смесь двух ужасных, перебивающих друг друга ароматов эвкалипта и пачулей — и с трудом подавила тошноту. Нет, самой лезть в пасть к этому выродку… Впрочем, у такой женщины, как она, есть и другое средство. И, быстро присев к палисандровому столику, Пепа набросала своими каракулями короткую записку.

Клаудиа еще нашла в себе силы улыбнуться. Спокойно закрыв книгу так, чтобы ее названия не увидел этот мерзавец, отошла и прислонилась спиной к стене. Ей казалось, что теплый кремовый штоф, которого касались ее обнаженные лопатки, может теперь дать ей хотя бы какую-то опору и защиту.

— Давайте поговорим спокойно, — наконец, тихо вымолвила она, пытаясь выиграть время. — Я уважаю в вас достойного противника, как, надеюсь, и вы во мне. — Браулио, с любопытством уставившись на девушку, спокойно уселся на тот стул, с которого она только что встала. — Вы узнали, что мной раскрыто ваше подлинное происхождение и вероятность каких-то ваших занятий, с этим связанных — в ответ вы припираете меня к стене, — она усмехнулась буквальности этой идиомы, — моим подлинным происхождением. Впрочем, подлинного-то вы все равно не знаете. Короче, мы квиты и… молчим.

— В принципе вы совершенно правы, сеньора. И я вполне мог бы заключить с вами этот негласный договор, если бы здесь не присутствовало еще одно весьма досадное обстоятельство. Дело в том, что ваше происхождение меня, в общем-то, интересует мало и только как контроружие против вас. Но есть еще одна вещь, которая касается моего соответствия занимаемой должности и, буду откровенным, моих доходов.

— Что же вы хотите узнать еще? — Стараясь унять дрожь в голосе, смело спросила Клаудиа.

— Я хочу узнать всего лишь то, от кого вам стало известно, что сын графини Кастильофель не является сыном его сиятельства? — решил играть в открытую Браулио, полагая, что теперь девчонка все равно уже полностью в его руках.

На мгновение девушка увидела перед собой манящие блестящие глаза, при взгляде в которые она каждый раз, словно проваливалась куда-то, и улыбнулась.

— Но, послушайте, разве это может быть тайной для любого разумного человека? Посмотрите сами: у графини глаза серые, как небо над грозовым морем, а у Ма… у герцога — голубые, как день. Что же тут удивительного? Странно, что герцог сам этого до сих пор не заметил… или не захотел заметить.

Ответ был обезоруживающим, но Браулио не понравилась именно эта его простота.

— Звучит убедительно, но если за все десять лет эта мысль здесь никому не пришла в голову, а вы появляетесь и осмеливаетесь говорить это прямо в лицо графине… Значит, у вас есть на то основания.

Клаудиа почти обрадовалась. Значит, ее слепой удар попал в цель и не только оцарапал противника, но нанес ему серьезную рану. Настолько серьезную, что вокруг этого поднялась целая буря со шпионами и шантажом. Неужели это стоило бы делать из-за простого адюльтера, каких полно при любом дворе? За этим явно крылось нечто большее. Но именно поэтому и последствия могут оказаться для нее самой гораздо страшнее, если не сказать плачевнее. Однако девушка твердо решила пока стоять на своем.

— Я и вообще не знала, что это тайна, и упомянула сие обстоятельство просто в порыве, не больше. Я полагала, что происхождение Игнасио — здесь ни для кого не секрет.

Браулио понял, что сейчас больше он все равно ничего от нее не добьется. У него еще будет время вынудить у девчонки признание, но пока надо просто держать ее на привязи. И чем короче окажется этот поводок, тем лучше. В конце концов, он рискует не только своей карьерой, но и успехами прекрасной родины…

— В таком духе мы можем разговаривать бесконечно, сеньора, а потому я буду иметь смелость поставить вам условие: или вы в течение трех дней называете мне имя того, кто сообщил вам столь неприятный для всех секрет — или я иду… нет, не к его светлости, а прямо к его высокопреосвященству… — Браулио не терял времени даром и за прошедшие недели смог выяснить достаточно для того, чтобы теперь нанести этот смертельный удар. — Спокойной ночи, сеньора, — и, не дав ей ничего ответить, валет уверенными шагами вышел из комнаты.

Это был полный крах.

Конечно, она могла бы назвать любое пришедшее на ум имя, и пока обман раскрывается, выиграть еще какое-то время. Но дальше ей уже никто не даст никакой отсрочки. Можно попытаться предложить Мануэлю уехать на море, в Малагу, в Марбеллу, но инквизиция найдет ее везде. Добраться до Памплоны ей вряд ли удастся, да и возвращением туда она лишь перечеркнет все то, чего уже добилась, и закроет себе любую дальнейшую дорогу. Гонцу к дону Гаспаро не обернуться туда и обратно за три дня, да и ей не удастся связаться с ним в середине месяца. Хуана нет и он еще не скоро здесь появится. Педро! Ах, Педро! Говорят, он служит исполнителем темных и тайных дел принца Астурийского, но через кого и как сообщить ему? Мысль о том, что можно просто попросить аудиенции у инфанта даже не пришла девушке в голову, поскольку одно воспоминание о его потных руках и выпяченном животе приводило Клаудиу в содрогание.

Горькие слезы хлынули из глаз Клаудии. В них она, ни разу не плакавшая после заточения в лесной часовне, изливала теперь и тоску по умершей матери, по так и не рожденному брату, по пропавшему отцу, по поруганной любви, по юности, прошедшей в работе и опасениях, по пропавшему втуне появлению при мадридском дворе… Жизнь при дворе оказалась полна мерзостей, сказочный принц — неглупым, но ленивым, слабовольным и сластолюбивым господином средних лет, а славное имя де Гризальва так и покоилось в забвении, никому не интересное и никем не уважаемое. А тем временем Педро, единственный, кто любит ее по-настоящему, теперь по ее милости вел странную жизнь одинокого волка. Педро! К кому ей обратиться теперь? Прожив несколько лет во дворце Князя мира совершенной затворницей, Клаудиа не испытывала никакой потребности завязать знакомства с кем-либо из придворных кругов — ей вполне хватало Мануэля и дружбы герцогини Осуна. Но теперь герцогиня ей не поможет. Перед мысленным взором девушки вновь скучной вереницей промелькнули лица придворных, одинаково унылые, капризные, надменные, порочные, и ни на одном не могла она задержаться. Но вдруг… среди всего этого хоровода масок всплыло матовое лицо, на котором из-под тяжелых выпуклых век смотрели на мир серые ледяные глаза. Аланхэ! Он — друг Осуна, он — подлинный аристократ, и как бы он ни относился к любовнице всесильного фаворита, по крайней мере, он никогда не выдаст ее.