Мария Барыкова - Клаудиа, или Дети Испании

Внизу раздались мерные удары часов, призывающие к обеду, и девушка спустилась в парадную столовую.

Стол был накрыт на троих, и на голубоватой от крахмала скатерти у каждого прибора стояли букетики розового клевера. «А мне пока только клевер», — вспомнились Клаудии ее собственные слова в парке дворца дона Гаспаро десять лет назад, и молодая женщина печально улыбнулась, тронув нежные, свернутые трубочкой лепестки — А мне опять только клевер, — прошептала она и теперь.

В окнах отражались свечи, зажженные среди бела дня и не дававшие видеть, что происходит на улице, но подходить к окнам не хотелось.

Вошедшие мужчины склонились к ее руке, и все молча сели. Разговор шел ни о чем, и никто не смотрел друг другу в глаза. Шум за стенами усиливался, и рокотал теперь, как морской прибой в шторм.

— Не понимаю, отчего и в этом году Папа разрешил празднование похорон сардинки, ведь англичане больше не завозят к нам рыбу целыми судами, — заметил, наконец, Мануэль, уже не имевший возможности не обращать внимания на рвущиеся снаружи звуки. Он был несколько расстроен результатом сегодняшнего заседания Государственного совета, вновь так и не принявшего никаких определенных решений. Хотя, похоже, ему сегодня все же удалось превратить в друга одного из самых злейших своих врагов. Однако пока Мануэль не стал ничего говорить об этой своей маленькой победе Жанлис, надеясь хотя бы в ближайшие дни добиться чего-то более определенного.

— Народ устал за эту зиму, столько надежд, столько неожиданностей…

— Им тоже нужны развлечения, отец, — пробормотал Игнасио.

— Но не под моими же окнами!

Все вяло водили вилками по тарелкам, так что даже неожиданное появление мажордома показалось всем развлечением.

— Что случилось? Народ требует меня на балкон? — криво улыбнулся Мануэль.

— Нет, ваше высочество, прибыла графиня де Кастильофель.

— Распорядитесь подать еще один прибор, — приказал Мануэль, но его перебила поспешно вошедшая Пепа:

— Не надо никаких приборов, Мануэль. Мы уезжаем и немедленно. Разве ты не видишь, что творится вокруг?

— Разумеется, не вижу, поскольку я обедаю.

— Так встань и посмотри. Игнасио, поднимайся, возможно, мы еще успеем… Со стороны сада еще можно…

— Мы не успеем, — спокойно ответил мальчик. — И я не оставлю отца и… Женевьеву, — с усилием закончил он.

Только тут Пепа, которая, будучи вся переполнена ужасом, не видела ничего вокруг, заметила Клаудиу. Девушка сидела, опустив голову и почти касаясь локонами черных кудрей Игнасио. В следующий момент они одновременно подняли головы, и Пепа вдруг даже вскрикнула, зажав себе рот рукой.

— Да, теперь вы точно не успеете, Пепа. — сказал Годой, отходя от окна. — Удивляюсь еще, как ты смогла прорваться сюда. Но волноваться нечего, ворота крепкие, гвардейцы на карауле. Да еще и вопрос, мятеж ли это.

Но, словно опровергая его слова, со стороны половины графини Чинчон раздался душераздирающий крик и топот нескольких бегущих ног.

Все застыли, а через минуту в столовую вбежала Чинчон, в пеньюаре, с выбившимися из чепчика волосами, придерживая обеими руками огромный живот.

— Что, дорогая, неужели началось? — так и оставшись стоять посередине зала, спросил Мануэль.

Несчастная инфанта затравленно озиралась по сторонам. За ней стояли две камеристки, одна из которых держала на руках куксившуюся девочку.

— Да, — одними губами прошептала Чинчон.

— Так ступай к себе, сейчас я пошлю за акушером.

— О, нет, нет! — вдруг разрыдалась измученная женщина и упала в подставленное ей мажордомом кресло. — Там… Они штурмуют ворота… О-о-о! — еще громче взвыла она. — Ненавижу! Ненавижу этот народ! И тебя… негодяй, подонок, животное! Теперь нас всех убьют, всех… как котят… из-за тебя, из-за твоего скотства…

Клаудиа и Игнасио снова одновременно встали из-за стола. Теперь, даже несмотря на вопли Чинчон, до ушей всех присутствующих отчетливо донеслись громкие угрожающие выкрики.

— Хватайте кердо! На живодерню его!

— Бревна, тащите бревна!

В окно с дребезгом влетел камень и упал прямо у ног Клаудии, осыпав при этом дождем осколков Игнасио.

Пепа, до сих пор так и стоявшая с безумными глазами, устремленными на Клаудиу, бросилась к сыну и прижала его к себе.

— Мы стоим здесь, как в театре теней, — вывернулся из ее объятий мальчик. — Быстро в соседний зал, где нет света, или лучше в глухой коридор!

Все бросились к дверям и вовремя, потому что камни теперь посыпались градом. Чинчон потеряла сознание, и Мануэлю с мажордомом пришлось нести ее прямо в кресле.

В полутемном и узком, едва освещаемом единственным факелом коридоре разместиться удалось с трудом. Клаудиа стояла, прижавшись к стене и ощущая голыми плечами нежный шелк гобелена. Напротив в причудливом тусклом свете факела мерцал изящно выписанный юноша с глазами, напоминающими изюм, он заботливо держал зеленый парасоль над головой девушки в голубом корсаже, и от мигания пламени казалось, будто края зонта тихо колышутся от сдерживаемого страстного дыхания красавицы… Или это кто-то дышит в щеку ей самой?

— Женевьева, если мы останемся здесь, то смерть неизбежна. Они не простят никому, даже несчастной Чинчон, которую чуть не силой выдали за отца… ты хорошо знаешь дворец?

— Да, но… нас слишком много…

— Надо пройти ко мне, там вы с мамой переоденетесь в мужское, я в женское и…

— А беременная женщина и малышка?

Но тут раздался бодрый голос Мануэля:

— Если только народ не подстрекают французы, и с ними нет солдат, то все обойдется. — Он нашел глазами Клаудиу. — Очень жаль, Жанлис, что в твой праздник происходит такой беспорядок. Но чернь, как известно, не считается ни с чем! Впрочем, гвардия, слава богу, мне предана, и каждого, кто только перешагнет порог дворца, ждет достойная встреча!

Клаудиа безуспешно попыталась вспомнить, какая рота несла сегодня караул, а тем временем спасительные минуты мчались мимо. Удары слышались все отчетливей, и теперь к ним добавился скрежет взламываемого железа вперемешку со звоном стекол.

— Сейчас я спущусь в кордегардию и сам разберусь, в чем дело, — решился, наконец, Мануэль. — Оставайтесь здесь и никуда не уходите! — И он исчез, хлопнув дверью, отчего факел мигнул и едва не погас совсем.

Игнасио снова коснулся уха Клаудии.

— Решайся же, через минуту будет поздно… Слышишь, они уже лезут по приставным лестницам на второй этаж!

И Клаудиа неслышно повернулась, чтобы выскользнуть вслед за Игнасио, но факел вновь мигнул, и в проеме появилась невысокая коренастая фигура в треуголке. Человек перевел дыхание и быстро обвел глазами жавшихся к стенам женщин и кудрявого мальчика, который при его появлении смело шагнул ему навстречу. Но офицер легко оттолкнул его и, на ходу снимая плащ, подошел к Клаудии.