Мария Барыкова - Клаудиа, или Дети Испании

— Сын морского офицера?! Это правда?! Ваше Сиятельство! — едва не сорвался на крик граф.

— Да, он рассказывал мне об этом, но, к сожалению, когда погиб отец, он был еще слишком мал, и потому не помнит его имени. А вскоре умерли его младшая сестра и мать…

— Младшая сестра? — Мурсиа подозрительно нахмурился.

— Кажется, она родилась уже после смерти отца.

— А мать? Как звали его мать?

— Позвольте… позвольте… Пилар? Нет. Кармела? Такое простое крестьянское имя… — Мурсиа следил за доном Гаспаро, даже забыв перевести дыхание. — А, вот, Росита! Мать Педро звали Росита, она была поденщицей…

— Росита и Педро! — воскликнул граф, нарушая все приличия и перебивая герцога. — Ах, ваше сиятельство, я никогда не забуду этих имен. Ведь я поклялся тогда умирающему другу, что после окончания войны непременно отправлюсь в Барселону и найду там его Роситу, с которой он так и не успел обвенчаться. Ему так хотелось устроить настоящую пышную свадьбу, достойную красоты его возлюбленной, а родители, разумеется, были против такого мезальянса. Тогда-то он и нанялся лейтенантом к нам на корабль, надеясь вернуться со славой и с большими деньгами… Но судьба решила иначе… Я поклялся ему… позаботиться о сыне… Ах, если бы я знал раньше, что его зовут Педро. Когда я прибыл в Барселону, то уже не нашел его, и люди показали мне только могилу его матери…

— Он сначала жил у дяди…

— Да, дядя, этот ожесточенный жизнью старый калека, сказал мне, что мальчик сбежал от него и, скорее всего, давно погиб…

— Теперь все окончательно сходится, — удовлетворенно подытожил дон Гаспаро. — Мальчик сбежал, когда ему было около десяти лет, то есть в девяностом году…

— А я и прибыл туда в девяностом. Неужели я не успел совсем немного?

— Мальчика в Бадалоне подобрал представитель старого, но разорившегося дворянского рода дон Рамирес Хосе Пейраса де Гризальва, и до девяносто четвертого года Педро помогал ему пасти овец.

— Ах, вот оно что! Теперь мне понятно, почему Санчо последовал за Клаудией и Игнасио, бросив службу у Фердинанда.

— Итак, он незаконнорожденный отпрыск дворянского рода де Сандоваль… — задумчиво произнес дон Гаспаро.

— Ах, Ваше Сиятельство, как он похож на моего покойного друга… — беспокоился о своем граф де Мурсиа.

— Вот что, граф, — в голосе дона Гаспаро послышалась привычная властная интонация. — Вам предстоит тщательно приготовиться к выполнению одной очень важной для меня миссии.

— В чем она будет заключаться?

— Сейчас осадой Сарагосы руководит маршал Ланн, правая рука Бонапарта. Сам Наполеон уже должен быть в Париже, ибо мы с вами за это время неплохо качнули его трон. Он даже бросил здесь свою армию, назначив вместо себя Сульта. Вы должны во что бы то ни стало принудить Ланна выдать вам живыми или мертвыми трех интересующих меня персон… Разумеется, лучше живыми, как вы понимаете. Зная маршала, надеюсь, что шансы на это у вас есть, хотя и небольшие. Но я верю в вас, Мурсиа.

— Вы говорите о Клаудии, Игнасио и… Педро? — с затаенной надеждой в голосе уточнил граф де Мурсиа.

— Да, Ваша Светлость.

— Для меня сейчас нет задания более соответствующего моим личным устремлениям, Ваше Сиятельство.

— Располагайте для этого всеми моими возможностями…

Через неделю после этого разговора граф де Мурсиа в походной карете дона Гаспаро, запряженной шестеркой крепких лошадей и сопровождаемой шестью безмолвными всадниками в темных одеждах отправился в путь. Несмотря на то, что сердце его ежеминутно рвалось в осажденный город и сжималось в опасении не успеть выполнить свою миссию, продвигались они вперед очень медленно. Дорога местами была обледенелой, местами же колеса кареты и ноги лошадей утопали в раскисшей земле, поскольку не желая лишний раз иметь дело с французскими патрулями, пробираться приходилось стороной.

Разумеется, граф был снабжен всеми необходимыми бумагами, согласно которым выступал в качестве независимого дипломатического курьера. Однако французы, изрядно озлобленные даже не столько затянувшейся осадой Сарагосы, сколько повсеместной герильей, не позволявшей им чувствовать себя на этой земле спокойно ни днем, ни ночью, мало обращали внимания на формальности. К тому же избегать приходилось не только врагов, но и своих. Бойцы партид тоже не церемонились с богатыми путешественниками, грабя их не хуже обычных разбойников. И потому граф де Мурсиа, как ни страдал душой от медлительности и проволочек, тщательно взвешивал холодным рассудком каждый свой шаг, больше всего на свете боясь теперь не добраться ло места и не выполнить свою ответственную миссию.

Мурсиа приблизился к Сарагосе лишь около середины февраля, но комендант уже захваченных французами районов города, взбешенный огромными жертвами и нечеловеческими усилиями, которые приходилось принимать, чтобы отвоевывать каждую пядь земли в этих развалинах, еще целых два дня отказывался принять его. Поэтому граф, в конце концов, не выдержал и, минуя субординацию, обратился напрямую к Ланну.

Маршал Ланн, герцог Монтебелло, принял графа только восемнадцатого февраля. Герцог был необычайно измучен последними неделями непрекращающегося штурма.

— Это какое-то безумие, граф, — не сдержался он, — нам приходится сражаться за каждый сантиметр этого сумасшедшего города. Мы несем дикие потери…

— Чего же вы хотели, герцог? Они дерутся за свои дома.

— Да нам не нужны их дома…

— Зато они нужны им, герцог.

— Послушайте, граф, что вы хотите этим сказать? — в упор глядя на дона Стефана, жестко спросил маршал. Он стоял прямой и стройный, в мундире, увешанном аксельбантами, эполетами, брандебурами и орденами, в белых лосинах, в тонких высоких сапогах, левая рука на изящном эфесе — и выглядел истинным богом войны.

Граф де Мурсиа, одетый в безупречно сидевшее черное штатское платье и бывший значительно крупнее изящного герцога, спокойно выдержал взгляд солдата и невозмутимо ответил:

— Я отвечу на этот вопрос только тому, кто послал вас сюда, сеньор маршал. — Ланн нервно заиграл желваками, и белокурая прядь взметнулась над его лбом. Адъютанты насторожились, гренадеры у входа в палатку, казалось, выпрямились еще сильнее. — Сейчас же я исполняю лишь роль курьера и прибыл к вам по просьбе своего повелителя.

— И что угодно вашему повелителю? — все еще продолжая нервничать, едва ли не с вызовом спросил Ланн.

— Он просил меня доставить к нему трех его подданных.

— Уж не из тех ли, что сейчас так яростно убивают моих солдат? — зло усмехнулся маршал.

— Вполне возможно, — просто и серьезно ответил граф де Мурсиа.

— А если я прикажу расстрелять их у вас на глазах? — сощурившись и постукивая выхоленными пальцами по гарде, спросил Ланн.