Александр Пумпянский - Диктаторы и террористы [Хроники мирового зла] [litres]

Не могу удержаться от того, чтобы процитировать то, как они называли свою систему: «Демократия, содействующая расцвету дисциплины» – бирманский вариант «суверенной демократии».

Результат закономерный. Военные оказались никчемными правителями. Им не на кого пенять. Узурпировав всю полноту власти, они не только не смогли обеспечить требуемого прогресса. Они задушили все ростки развития.

…В уличном пейзаже Янгона (бывшего Рангуна) в глаза бросаются два цвета – это я вернулся к своим впечатлениям трехгодичной давности. Оранжевый – цвет хитонов буддийских монахов. И хаки – военная форма. Монахи и солдаты повсюду. Монашество – благодать и долг. Через монашество должно пройти все юношество. Накормить монаха – святое дело… Вооруженные солдаты патрулировали улицы, как оккупированное пространство.

19 августа 2007 года, когда цены на рис взлетели до небес, монахи восстали. День за днем они выходили на улицы оранжевыми колоннами. В один из дней они прошли мимо дома, в котором была заточена Аун Сан Су Чжи, чтобы поддержать ее и получить благословение от своей избранницы. Узница не могла выйти за ворота, но никто не мог помешать ей, приставив лестницу к стене изнутри, возвыситься над ней и приветствовать демонстрантов, таким необычным образом присоединившись к этому необычному маршу.

Против монахов были брошены солдаты. Оранжевая революция была подавлена хаки-террором с поразительной жестокостью.

Когда восстают буддистские монахи, это означает, что перейдены все возможные границы. Картины зверского избиения солдатами монахов окончательно убедили мир в том, что диктатура в Мьянме – запредельный режим. Внутри страны не осталось сомнений, что военная диктатура – банкрот. Более того, в саму правящую касту пришло понимание исчерпанности модели. Отсюда перемены.

Инициировавший реформы нынешний президент Тейн Сейн – генерал и бывший член военной хунты. Он освободил значительную часть из 2100 политзаключенных, прекратил карательные войсковые операции против национальных меньшинств и провел относительно честные выборы (довыборы) в парламент.

Скептики говорят, что все это вынужденные меры, и они направлены на то, чтобы снять экономические санкции, привлечь в страну капиталы… А тут еще многозначительное предсказание главного астролога режима, что этим летом 67-летнего президента-реформатора ждут серьезные проблемы со здоровьем. Астрологам в этой стране верят куда больше, чем политологам. И вообще, чтобы армия совсем ушла со сцены, а не просто отошла за кулисы – такого просто не может быть!

Действительно, в это трудно поверить. Никаких гарантий, что страна встала на нормальные рельсы, нет. Кроме одной. Эта гарантия зовется Аун Сан Су Чжи.

На парламентских довыборах 1 апреля она одержала двойную победу. Безоговорочно выиграла в своем округе. И из 45 оспариваемых мест членам ее партии досталось 43.

22 года спустя хрупкая арестантка развернула историю своей страны в нужном направлении. Она не просто доказала, что была права. Она поставила военный режим на место. То, что произошло, она назвала «революцией духа»

«Мы верим в лучшее, но готовы к худшему!», – говорит Аун Сан Су Чжи.

И еще: «Мир любит хэппи-энд. Нам до него идти и идти».

P.S.

Ноябрьские выборы 2015 года стали моментом окончательного триумфа Аунг Сан Су Чжи. Ее партия Национальная лига за демократию завоевала большинство в обеих палатах парламента (при этом четверть мест, согласно временной конституции, зарезервированы за военными без всяких голосований). И получила право назначать правительство и президента. С персональной оговоркой: Аунг Сан Су Чжи, как мать взрослых детей, являющихся гражданами другого государства, согласно той же конституции, президентом быть не может. Для неё был введён специальный пост государственного советника Мьянмы – фактически премьер-министра.

P.P.S.

Кошмарные вести идут из Мьянмы. Свидетельствует обозреватель «Нью-Йорк Таймс» Николас Кристоф:

«„Этнические чистки“ и даже „геноцид“ – стерильные и абстрактные термины. Во плоти, это – солдат, хватающий девочку по имени Сухейфа за ногу и швыряющий ее в пылающий костёр. Или солдатня, запирающая 15-летнюю девушку в хижине и поджигающая ее…»

Это творит армия Мьянмы на окраине страны, примыкающей к Бангладеш, с местным населением, называющим себя Рохинджа – именем, не признаваемым в Мьянме. Этнически они другие. И они мусульмане. Буддистское большинство считает их пришельцами и чужаками. Вспышки взаимной ненависти тут не редкость. Но кампания 2017 года запредельна – широкомасштабная армейская операция, организованная как тотальная оргия насилия и убийств. Похоже на «окончательное решение». Сожжены сотни деревень. Сотни тысяч людей бежали в Бангладеш.

Об этом пишут, говорят, криком кричат правозащитники и политики, пресса и блогосфера. Молчит один человек, голос которого более всего необходим. Моральный и политический лидер Мьянмы Аун Сан Су Чжи. Почему она молчит? Не хочет идти против яростно агрессивного большинства? Ничего не может поделать с генералами? Знает, что они могут опрокинуть ситуацию в стране в любой момент и тогда конец всему, что было выношено, выстрадано и оплачено ее выдающейся жизнью?

У меня нет ответа, кроме того, что икона и корона трудно совместимы.

«Моя дорогая сестра! Если политической ценой за твоё вознесение на высший пост в Мьянме стало твое молчание, это, безусловно, слишком большая цена.» – написал Аун Сан Су Чжи другой нобелевский лауреат мира южноафриканский архиепископ Десмонд Туту.

Нельсон Мандела, человек-век, выражался очень просто. Например, так: «Так всегда и бывает. Что-то кажется невозможным – до тех пор, пока не будет сделано».

Он умер в возрасте 95 лет. 27 лет из них он провел в заключении, 5 на президентском посту. С его именем связано историческое свершение – выход Южной Африки из апартеида. Всесветная реакция на его смерть подтвердила, что это фигура историческая. То, что он сделал и чего не сделал, кем стал и кем не стал, чего добился и чего не смог достичь – непреходящий урок.

Началось все с того, что выходец из транскейской аристократии – внук вождя, получивший хорошее образование, что в ту пору редкость в черной общине (школа методистов, единственный в стране черный университет), открывший свою адвокатскую практику – все слагаемые жизненного успеха налицо – становится диссидентом и борцом против режима. В ответ на него обрушиваются обвинения в измене, заговоре и подрывной деятельности. Приговор после первого ареста относительно мягок: «Больше трех не собираться», он на свободе, но рядом не должно находиться более двух человек.