Анжело Мария Рипеллино - Магическая Прага

На старых фотографиях сохранились изображения полутемных лавочек старьевщиков из гетто, заваленных товаром до потолка. Товар вываливается перед распахнутыми большими дверями, складывается на прилавках или на земле. Старьевщики делают групповые снимки под вывеской своего магазина, важничая, подобно грузинским “kintò” [795] Кинто (kintò) – в Грузии мужчина, занимающийся торговлей или вообще без определенного занятия, весельчак, плут и мошенник. – Прим. ред. . На снимках – мужички в котелках, со сползающими как у клоуна брюками, на фоне часов, птичьих клеток, половников, керосиновых ламп. В романе “Голем” Майринк вспоминает инструменты, сваленные в одной из таких лавочек: “помятая жестяная труба без клапанов, пожелтевшая картинка со странно расположенными солдатами, связка заржавевших шпор на потертом кожаном ремешке и всякий прочий полуистлевший хлам. А впереди земля так густо уставлена рядом железных сковород, что невозможно переступить через порог лавчонки” [796] Густав Майринк . Голем. Гл. ii. День. – Прим. пер. .

В Пятом квартале чинили сломанные или погнутые вещи. Циферблаты обретали потерянные стрелки, ружья – курки, а лезвия – рукоятки. И любой “pištuntál” [797] Искаженное нем . “Bestandteil” – элемент, компонент, ингредиент. – Прим. пер. , любая безделушка превращалась в выставочный экспонат. Этот микрокосмос купли-продажи кишел толпами народа, особенно по воскресеньям. Продавцы и покупатели торговались с криками, проклятьями и ссорами, взмахивая руками, словно музыканты, играющие на свирелях. Здесь оживал театр марионеток, разыгрывался фарс, способный вдохновить какого-нибудь чешского Брейгеля [798] Ср. Zikmund Winter. Část kulturně-historická, в: Pražské ghetto, cit., s. 61. .

По ночам в гетто стекались самые отъявленные пьяницы и дебоширы Праги. “Вот увидите, – говорит Исаак Лакведем Аполлинеру, – по ночам здесь каждый дом превращается в вертеп” [799] Гийом Аполлинер. Пражский прохожий / Пер. О. Кустовой. См. Аполлинер Гийом. Эстетическая хирургия. СПб.: Симпозиум, 1999, с. 200. – Прим. пер. . Улочки Пятого квартала изобиловали кабаками, борделями и прочими приманками. Завсегдатаи пропахших плесенью и затхлостью кабачков, где всегда было накурено, теснились в маленьком зале при свете керосиновых ламп, отбрасывающих желтоватый свет на их опухшие лица [800] Ср. Jan Neruda. Obrázky policejní (1868), ii. . По декрету 1862 г. бордели водружали над дверью на длинном железном стержне красные фонари [801] Ср. Karel Hádek. Čtení o staré Praze, cit., d., s. 262–263. , – подобные фонарям в хонки тонк [802] Хонки тонк ( англ . honky tonk/y) – сленговое, бытовавшее в южных штатах Америки, название небольших кабачков или дешевых салонов (с игровыми столами, баром), являвшихся в то же время музыкальными клубами, в которых на рубеже xix – xx веков регулярно выступали джазовые пианисты. – Прим. ред. и салонах района Сторивилль в Новом Орлеане в эпоху начала джаза [803] Ср. Barri Ulanov. Storia del jazz in America. Torino, 1963, d., s. 36–37. .

Тот, кто рискнул бы шляться по ночам по лабиринтам гетто, при колышущемся пламени редких газовых фонарей, встретил бы там стаи соблазнительниц: “flundry”, “fuchtle”, “bludičky” [804] Проститутки, шлюхи, потаскухи. Слово “bludička” ( чеш . “блуждающие огни”) нравилось Кафке: “как, должно быть, обеднели, осиротели и окоченели те, кто пытается согреться в пламени этих миазмов, этих болотных газов” ( Gustav Janouch . Gespräche mit Kafka, cit., s. 127). – Прим. пер. , – зазывавших прохожих наглым движением грубо накрашенных губ или жестами рук, подмигиваниями или задранной юбкой, чтобы продемонстрировать светло-зеленые чулки ( нем . “Zeisiggrün”) [805] Ср. Paul Leppin. Das Gespenst der Judenstadt, в: Deutsche Dichter aus Prag / Под ред. Oskar Wiener. Wien – Leipzig, 1919, S. 197–198. . На некоторых улицах почти в каждом доме был отель с проститутками [806] Ср. Ignát Herrmann . Před padesáti letý, cit., iv, s. 131–132. , из дверей и окон которого подмигивали старые сводницы, эти разоруженные шлюхи, с отвисшими грудями. “У каждой двери стояла или сидела, накинув на голову шаль, какая-нибудь матрона и бормотала призывы к ночной любви” [807] Там же. .

Зеленые чулки, подслеповатые фонари, подобные флаконам с красной микстурой, порочной ночью в гетто. Во многих борделях музицировали слепые арфистки. Там были даже “салоны” класса люкс (как “Салон Аарон”, описанный Паулем Леппином), с фортепьяно и комнатами, полными зеркал и лепнины на стенах, в которых увядшие и дородные путаны, достойные картин Жюля Паскина, эти “jeptišky” ( чеш . “монашки”), как их называли в некоторых пражских песенках [808] Ср. Písně lidu pražského / Под ред. Václav Pletka и Vladimír Karbusický. Praha, 1966, s. 93. , лениво волочили шлейфы в стиле модерн по толстым коврам. Провинциалы, которым довелось попасть в Пятый квартал в поисках развлечений, рисковали проснуться без кошелька, часов и колец [809] Ср. Ignát Herrmann. Před padesáti lety, cit., iv, d., s. 137. . В мрачные кабачки и злачные места нередко заглядывали, ища укрытия, преступники, мошенники и прочие прохиндеи, как, впрочем, и жандармы в охотничьих шляпах с петушиными перьями [810] Ср. Ibid., s. 135. , что за ними охотились.

Самое удивительное, что рядом с обителями нечестия, в Пятом квартале продолжали жить в своих домах строгие ортодоксальные евреи, отмечавшие праздники в соответствии со старыми традициями. Так что случалось, что к грохоту танцзалов, крикам уличных пьянчужек, звукам арфы и развязному смеху потаскух примешивалось монотонное пение субботних молитв, доносящееся из синагог [811] Ср. Ignát Herrmann. Před padesáti lety, s. 133. .

На исходе xix века чудаковатые персонажи усилили двуличность, разнородность, экстравагантность Йозефова. На его улочках, осаждаемые ватагой галдящих мальчуганов, прогуливались низенький, тщательно одетый и гладко выбритый, пан Веле, по прозвищу “Wehle mit dem Paraplüh” ( нем . “Веле с двумя зонтиками”), так как у него всегда при себе были два зонтика – от дождя и от солнца, один раскрытый над головой, второй – сложенный под мышкой, в зависимости от погоды, и меланхоличный Хаим Паф, по прозвищу “Паф с кожаным пистолетом” ( нем . “Paff mit der ledernen Flinte”), что убегал, крича от страха, если внезапно кто-то подбегал к нему с криком “пиф-паф” [812] Ср. Oskar Wiener. Alt-Präger Guckkasten, cit., S. 115–116. .

Потерпевшие любовную неудачу субретки, дамы в шелестящих шелках – все, кому не терпелось узнать свою судьбу, стекались сюда со всех концов Праги, чтобы спросить совета у хироманток или ведьм, которых в Пятом квартале было хоть пруд пруди. Эти ясновидящие жили в облупленных каморках, куда можно было добраться только через лабиринты галерей, коридоров и других комнат, переполненных жильцами, что пялились на посетителей косыми и алчными взглядами. В конурах, тесных словно капканы, хиромантки манипулировали толстыми колодами карт, мелками, бутылками с илистыми жидкостями, книгами по геомантии. А рядом с такими мегерами часто мурчал адский черный котище с совиной головой [813] Ср. Ignát Herrmann. Před padesáti lety, cit., iv, s. 129–131. .