Сергей Михеенков - Власовцев в плен не брать

С тех пор они пели эту песню каждый вечер. Порою даже без вина. На три голоса. Николь им подпевала.

– Вы, русские – необыкновенные люди! – говорила она, видя, как Александр Алексеевич вытирает слёзы.

В отряд они вернулись только спустя месяц.

Товарищи их считали погибшими.

А ещё через месяц «Маки де Лор», к тому времени увеличившийся почти втрое, по приказу центрального штаба и лично генерала де Голля на пяти грузовиках помчался на северо-запад и вскоре вместе с другими отрядами и группами Сопротивления вошёл в Париж и принял участие в уличных боях против войск немецкого гарнизона. Были дни, когда пулемёт Ивана работал почти непрерывно, и приходилось менять раскалившийся ствол. Николь не успевала заряжать обоймы.

Вторая атака немцев на прорыв была отбита так же, как и первая. И сразу после неё танки с десантом вошли в Чернавичскую пущу.

Капитан Солодовников уступил напору командира танкового взвода и разрешил контратаку.

Одновременно с севера и северо-востока блокированную группировку атаковали батальоны войск НКВД.

На третий день из пущи в различных направлениях начали выходить группы немцев с белыми флагами.

Капитан Солодовников звонил почти каждые полчаса.

– Ну что там у тебя, Воронцов? Почему не докладываешь?

– Принимаю капитуляцию. И трофеи. И того и другого пока что-то негусто, товарищ капитан.

– Ничего-ничего! Ты, главное, ухо держи востро! Танки и разведка вернулись. Дров там, сено-солома, нахряпали порядком! Сейчас «горбатые» ещё пару раз обработают, и к тебе они ротами попрут! Вот, Сашка, какая война началась!

Воронцов засмеялся. И тотчас в трубке послышалось:

– Вот и я, Сашка, смеюсь. Ты только вот что: людей своих держи в окопах, пусть не расхолаживаются, потому как всё может быть. Перед нами не простые солдаты. Эсэс да власовцы. Этим сдаваться, сам понимаешь, – шанс выжить небольшой. На ком расстрелы, на ком сожжённые деревни… Да и сам не геройствуй. Доживи, Сашка, ротный ты мой самый лучший, до победы!

– Спасибо, Андрей Ильич! Постараюсь дожить.

Не сразу Воронцов передал телефонисту трубку. Выпил, что ли, комбат? Расчувствовался.

– Екименков, – позвал он фельдшера, – у тебя выпить что-нибудь есть?

– Товарищ старший лейтенант, так мы весь первач по вашему приказу перед боем Веретеницыной сдали.

– Позови её.

Пришла Веретеницына. Взгляд у неё был недовольный. Воронцов уже знал, что она сейчас скажет. Чтобы упредить огонь, он подмигнул ей и сказал:

– Старшина, выдай из своего трофейного фонда по фляжке на каждое отделение. И одну – на НП. Артиллерию угостить. А то скажут, мол, жмоты в пехоте воюют.

Артиллерийские лейтенанты смотрели на санинструктора с восхищением. Она это заметила.

– Хорошо, товарищ старший лейтенант. Под вашу ответственность.

– Колобаев! – окликнул Воронцов снайпера. – Иди, помоги Екименкову довольствие доставить!

Глоток разведённого спирта ослабил натянутые нервы. Лейтенанты-артиллеристы тоже повеселели.

На их участок выходили пока небольшие группы по трое-четверо и одиночки. В основном без оружия. Это были те, кого дожали огнём из танков. Вид у них был, как метко определил пулемётчик Чучин, загробный: оборванные до нательного белья, обросшие, давно не мытые, с бешеными сверкающими глазами людей, которые не спали уже несколько суток.

– Это им за наших товарищей, – ворчали бойцы, воевавшие с сорок первого и сорок второго.

– Вот так они нас на переправе под Брянском…

– Да, через пулемёты лезли…

В полдень старшина Гиршман с помощником притащили в траншею термосы с кашей. После глотка самогона каша пошла в один мах.

Только отгремели котелками, облизали ложки и прибрали их за голенища сапог, на дороге среди сгоревших бронетранспортёров появились двое с белым флагом.

– Genosse! Nicht Schißen! Wir führen die vewundeten! [45] Товарищи! Не стреляйте! Мы ведём раненых! ( нем. ) – монотонно выкрикивал один из идущих.

В окопах затихли. Защёлкали затворы винтовок и пулемётов. Лейтенанты-артиллеристы схватили телефонные трубки и, выглядывая через высокий бруствер, начали передавать своим расчётам координаты.

– Что они лопочут? – спросил миномётчик. – Сдаются? Или что?

– Что-то не похоже, – сказал артиллерист. – Так не сдаются.

– О-отставить! – закричал Воронцов. – Без моей команды огня не открывать!

Колобаев рассматривал немцев в оптический прицел.

– Ну что там? Видно что? – спросил его Воронцов, обшаривая в бинокль дальнюю опушку леса.

Воронцова не покидало ощущение надвигавшейся опасности. Что это, думал он, рассматривая в бинокль немцев с белыми флагами, навязанными на штыки карабинов? Санитарный обоз? Вывозят раненых? А где остальные?

– Командир, а что они кричат? Сдаются, что ли? – Колобаев не отрывался от трубы прицела.

– Кричат, что ведут раненых. Просят, чтобы не открывали огня. Называют нас товарищами.

– Товарищи…

И вдруг Колобаев насторожился:

– Командир, а у этих товарищей нашивки какие-то непонятные.

– Смотри, Колобаев, лучше.

– Никаких нашивок… Непонятно, кто идёт.

Воронцов быстро связался с батальонным КП:

– Первый, на связи Восьмой. По дороге наблюдаю движение немцев. Двое. С белыми флагами. Кричат, что вывозят раненых. Просят не открывать огня. Обоза пока не видать.

Капитан Солодовников ответил не сразу. Выругался. Спросил:

– Сам-то ты что думаешь?

– Вроде с белыми флагами, но о сдаче ни слова. Снайпер докладывает: на мундирах нашивок нет. Белые флаги – на штыках. Что-то не так, Андрей Ильич.

– Пусть выйдет обоз. Осмотри их с дистанции. Дальше – по обстоятельствам. О каждом решении докладывай немедля. Седьмой, кавалеристы и Девятый докладывают: у них вроде тоже шевеление по фронту.

– Понял. Выполняю.

Он выскочил на бруствер, поднял руку и оглянулся на окопы своей роты. Взводы замерли. Пулемётчики приникли к гашеткам. Стрелки навалились на брустверы. Все ждали сигнала. В полной тишине он прокричал в сторону леса:

– Bitte auf hören! Stehen! [46] Прошу остановиться! Стоять!

Воронцов повторил приказ ещё раз по-немецки и затем по-русски, для своих, и тут же вскинул бинокль.

Среди идущих с белыми флагами произошла короткая заминка. Похоже, решение принимал один из них. Или переводил другому смысл приказа.

Воронцов сразу заметил эту заминку. И для себя решил: действовать надо не так, как обычно бывает в подобных случаях, пустить события по своему руслу…

Немцы продолжали движение ещё какое-то время. В окопах загудели голоса. Ага, бойцы тоже занервничали.

Наконец немцы остановились.

Повозки с санитарными крестами на грядках тем временем начали вываливаться из вытоптанного танками и вырубленного миномётным огнём ельника. Одна, вторая, третья, четвёртая… И тоже остановились. Лошади полезли на обочины.