Эрик Метаксас - Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Ближе к концу разговора архиепископ спросил Лютера, какое решение тот сам мог бы предложить; на это Лютер почти не раздумывая ответил, что единственный путь, который он видит, – тот, что предлагал в Деян. 5 Гамалиил: «Пусть будущее покажет», от Бога ли проповедь Лютера или нет. Здесь Лютер сослался на тот эпизод книги Деяний, где иудейские вожди в Иерусалиме, разъяренные тем, что Петр и Павел, несмотря на запрет, продолжают проповедовать Иисуса, хотели предать их смерти. Однако самый уважаемый из них, Гамалиил, посоветовал оставить апостолов в покое. «Отстаньте от людей сих и оставьте их; ибо если это предприятие и это дело от человеков, то оно разрушится, а если от Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками» [244] Деян. 5:38–39, New International Version. . Таким образом, Лютер сравнил себя с первыми апостолами, которых так же преследовали, и предложил, чтобы его просто оставили в покое. В дополнение к этому он попросил архиепископа позволить ему спокойно покинуть Вормс.

После этой встречи Лютер готов был с чистой совестью ехать домой – но Спалатин сообщил ему, что уезжать пока нельзя. Вечером следующего дня, двадцать пятого апреля, фон дер Эккен и еще двое явились к Лютеру, чтобы сообщить ему решение императора. По словам фон дер Эккена, поскольку покаяться Лютер отказался, император вынужден принять против него меры. В течение двадцати одного дня Лютеру надлежит вернуться в Виттенберг. Что еще важнее, в течение этого времени ему запрещается проповедовать и даже писать. Особенно не желает император, чтобы Лютер писал отчет о событиях в Вормсе, ибо это, скорее всего, приведет к новым волнениям и спорам. На это время император выдает Лютеру охранную грамоту. На этом все. Лютер, просияв, радостно отвечал: «Как будет угодно Господу; благословенно имя Господне!» [245] Цит. по: Brecht, His Road to Reformation , 470. Он знал, что свободен, что сделал все что мог, – а остальное оставлял на волю Божью. Дальнейшее пусть Господь управит сам. Лютер согласился повиноваться всем приказам императора и даже пожал фон дер Эккену руку на прощание.

Но что будет, когда он вернется в Виттенберг? Даже если на эти дни император выдаст ему охранную грамоту – нет сомнений, что вскоре он издаст эдикт, объявляющий Лютера еретиком и ставящий вне закона. Спалатин слышал от Фридриха, что эдикт этот был написан еще утром 18 апреля. Фридрих всей душой желал помочь Лютеру, однако не хотел делать это публично, справедливо опасаясь навлечь на себя гнев императора. Среди друзей Лютера в Виттенберге еще с 1519 года ходили разговоры о том, что рано или поздно до этого дойдет и Лютера придется прятать. Что ж, теперь определенно до этого дошло. Скорее всего, инициатором был Фридрих; однако он ясно дал понять, что не желает вмешиваться в это дело и даже знать подробности. Куда же ехать Лютеру? Да так… куда-нибудь. Его друзья Амсдорф, фон Фейлитцш и фон Тун говорили ему, что беспокоиться не стоит. План готов, однако детали его не следует знать никому – даже самому Лютеру.

В последний свой вечер в Вормсе Лютер дал прощальный обед – по-видимому, на средства Фридриха, который также выделил ему сорок гульденов на дорожные расходы. Алеандр в своих отчетах изобразил Лютера человеком плотским, любителем вкусно поесть и выпить; по его словам, Лютер наслаждался пирами, которые закатывали ему Фридрих и другие богатые друзья. Каким-то образом до Алеандра дошли сведения о том, что происходило на этом прощальном ужине, – и он не преминул сообщить, что «этот преподобный мошенник» выпил один за другим несколько бокалов своей любимой мальвазии. Коварно пнул на прощание, так сказать. На следующий день, 26 апреля, в девять утра, Лютер наконец покинул город, который прославил в веках своим именем; но куда теперь поедет – не знал и сам.

И после отъезда Лютера император не прекратил усилий по переманиванию на свою сторону делегатов постепенно уменьшающегося рейхстага. 6 мая он представил тем, кто еще оставался в Вормсе, последнюю редакцию эдикта, подготовленную Алеандром. Текст явно не собирался щадить ничьи чувства. Вот, например, что там можно было прочесть:

Он очерняет брак, поносит исповедь, отрицает Тело и Кровь Господни. Он ставит таинства в зависимость от веры того, кто их принимает. Подобно язычнику, он отрицает свободу воли. Этот дьявол в монашеском облачении смешал в одну вонючую кучу все древние заблуждения и прибавил к ним новые. Он отрицает власть ключей и побуждает мирян умыть руки в крови клириков. Его учение порождает мятеж, разделение, войну, убийства, грабежи, поджоги и разрушение христианского мира. Он живет как дикий зверь. Он сжигает декреталии. Он презирает и отлучение, и власть меча. Для общества он еще более вреден, чем для Церкви. Долго трудились мы, призывая его к покаянию, – однако он признает лишь авторитет Писания, которое толкует в угодном себе смысле. Мы дали ему двадцать один день, начиная с 15 апреля. Теперь мы собираем князей и объявляем им, что Лютера следует считать осужденным еретиком [хотя булла о его отлучении от Церкви была еще не опубликована]. После того как исполнится указанный срок, никто не должен давать ему прибежища. Последователи его также должны быть осуждены, а книги его – истреблены из памяти людской [246] Bainton, Here I Stand , 185. .

Алеандр подал этот документ императору на подпись; однако, уже взявшись за перо, император вдруг задумался. Кто знает, что его смутило – быть может, обвинение, что Лютер «живет как дикий зверь»? Так или иначе, не подписывая эдикт, император объявил, что хочет сначала представить его на одобрение рейхстага. Алеандр не мог понять, зачем это ему понадобилось. Помимо всего прочего, рейхстаг день ото дня уменьшался – все больше знатных господ отправлялись в долгий обратный путь. Однако, хоть Карлу едва исполнился двадцать один год, ума и политического чутья у него было побольше, чем у иных седовласых старцев. Он понимал: теперь, когда уехали Фридрих и Людвиг фон дер Пфальц – главные его оппоненты в этом вопросе, – оставшаяся аудитория, скорее всего, без проблем осудит Лютера. Эдикт был представлен ему на подпись 6 мая, однако Карл выжидал до 26-го – ждал, пока уедут основные его противники. Объяснил ли он свой план остальным, предложил ли им потихоньку задержаться – мы не знаем. Но знаем, что эдикт был подписан только 26 мая, когда от рейхстага осталось лишь охвостье, поддерживающее Карла во всем.

Итак, эдикт был подписан – и на всей огромной территории Священной Римской империи Лютер оказался вне закона. Эдикт приказывал всем имперским подданным:

…не приглашать упомянутого Мартина Лютера к себе домой, не принимать ко двору, не снабжать ни едой, ни питьем, не укрывать, не предлагать ему – ни тайно, ни открыто, ни словом, ни делом – помощь, поддержку и покровительство. Везде, где его встретите – схватите его, свяжите и отошлите к нам под крепчайшей охраной [247] Oberman, Luther , 203. .