Эрик Метаксас - Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Однако, когда Лютер приехал сюда, таких планов у него не было. Здесь, в Вартбурге, он был один и никому не известен. Никто в замке, кроме самого кастеляна Берлепша, не ведал, кто их новый сосед. Берлепш устроил его в маленьком помещении – две крошечные комнатки, очень скудно обставленные, – которое обычно использовалось в качестве «гауптвахты» для провинившихся рыцарей. «Гауптвахта» находилась поблизости от комнат самого Берлепша во внешней части замка, но вдали от всех прочих жилых помещений, так что Лютер здесь никому не мозолил глаза. Из комнат Берлепша в комнаты Лютера вела лестница в несколько ступеней: каждый вечер она перегораживалась цепью и запиралась на замок. В первое время в Вартбурге Лютер видел только Берлепша да еще двоих пажей – мальчиков из дворянских семей, которые приносили ему еду. Как объяснили им присутствие в замке этого загадочного человека, мы не знаем. Известно одно: для всего света, не считая горстки смельчаков, принявших участие в заговоре, монах по имени Мартин Лютер, одними прославляемый, а другими поносимый, перестал существовать. Едва он переступил порог замка, обращаться к нему начали исключительно как к «юнкеру Георгу» [259] Немецкое слово Junker происходит от jung («молодой») и Herr («господин»). . Теперь он должен был и выглядеть, и вести себя как другие рыцари в замке – и прежде всего поскорее зарастить тонзуру. Кроме того, он отрастил бороду и, сняв монашескую рясу, облачился в элегантный наряд благородного рыцаря. Теперь он носил рубаху из тонкого льна, модный дублет и лосины с гульфиком – все для того, чтобы, когда он выйдет из заточения, никто из встречных не догадался, кто стоит перед ним.

Из суеты, многолюдности и драматических событий Вормса перенестись в такое тихое пристанище – само по себе это, должно быть, стало потрясением; и ведь Лютер не знал, сколько времени здесь пробудет. Он не привык ни к полному одиночеству, ни к изобилию свободного времени. Однако, похоже, выбора не было. Чем же заняться? Разговаривать он поначалу мог только с Берлепшем, из книг у него было с собой лишь две – те, что удалось захватить с собой из кареты, греческий Новый Завет с переводом Эразма, издание 1516 года, и еврейская Библия. Для человека, привыкшего жить и дышать книгами, это было поистине драконовское ограничение. Однако это были не просто книги – книги книг; и дальше мы увидим, что Лютер сумел найти им поистине великое применение.

Из окон комнатки Лютеру открывался захватывающий пейзаж – бескрайний Тюрингенский лес, в начале мая зеленый и цветущий. В самые ясные дни на северо-востоке можно было увидеть гору Хоэр-Майснер, что в Гессене, в тридцати милях от замка. В письмах к друзьям Спалатину, Амсдорфу и Меланхтону – единственным, кто (не считая тех, кто привез его сюда) знал, где он, – Лютер писал, что обитает сейчас «в птичьем краю» и «в обители воздуха». Неодолимая сила вырвала его из привычного мира студентов, преподавателей и ученых споров – и вознесла на вершину горы, открытую всем ветрам, под самый свод небес. Однажды он написал: сидя у окна, он слышит, как птицы «поют, день и ночь изо всех сил своих воспевая хвалу Богу» [260] Bornkamm, Luther in Mid-career, 2. . В другом письме назвал Вартбург своим «Патмосом» – островом, куда апостол Иоанн был сослан римским императором за «слово Божье и свидетельство об Иисусе Христе» [261] Откр. 1:9, New International Version. . Там, в изгнании, апостол написал книгу, ныне известную нам как книга Откровения; и в недалеком будущем Лютеру предстояло последовать его примеру – написать очень и очень многое, а в заключение ту же книгу Откровения перевести. Ибо, начиная с декабря, Лютер взялся за великую задачу – перевод Нового Завета целиком на немецкий язык.

Гравюра, изображающая Лютера в образе «юнкера Георга». Лукас Кранах. 1522

Но до этого оставалось еще много месяцев. В первые дни в Вартбурге, еще не освоившись, Лютер написал лишь несколько писем. Первое – по-видимому, на четвертый день заточения – было адресовано его ближайшему другу Филиппу Меланхтону [262] Не совсем ясно, когда было отправлено это письмо: от него дошел до нас только отрывок, а сам Лютер рассказывал позднее, что в первые дни писал письма, но тут же рвал из страха, что переписка раскроет его местонахождение. :

Многое хотел бы я добавить к этому письму, но слишком велик страх, что меня обнаружат. Также и вас всех прошу быть очень осторожными… Никому, кроме тебя и Амсдорфа, не следует знать ничего, кроме того, что я жив [263] LW, 48:212. .

В первые дни Лютер нетерпеливо ждал писем от друзей и тосковал по новостям о том, что происходит в мире. Он понимал, что исчезновение его должно было вызвать много толков, – и страдал от того, что сам ничего не знает и ни на что не может повлиять. Поэтому в первом же письме Лютер обращается к тому, что слышал, скорее всего, от Берлепша. По слухам, писал он, за два дня до того, как Лютер скрылся в Вартбурге, в Эрфурте произошли беспорядки. Причиной их стало событие, случившееся месяцем ранее, – после того, как Лютер проехал через Эрфурт по пути в Вормс и встретил там теплый прием от местного монашества. На следующий день после отъезда Лютера настоятель собора святого Северина решил наказать клириков, тепло приветствовавших отлученного еретика. Когда один из клириков – некий Иоганн Драх, каноник – отказался принять наказание, настоятель унизил его: схватил за шиворот, выволок из алтаря, а затем и из церкви и безапелляционно заявил, что тот отныне отлучен. Эрфуртские студенты и прочая молодежь, вся занимавшая сторону Лютера, начала громко протестовать. В протестах и беспорядках приняли участие также эрфуртские ремесленники и другие простые люди – первый случай, когда движение Реформации, так сказать, на практике выплеснулось за академические и церковные пределы. Дальше мы увидим, как оно будет расти и шириться. Подавленная досада эрфуртских горожан снова нашла себе выход в беспорядках 1 и 2 мая – быть может, потому что в городе услышали, что Лютер проезжает мимо по пути из Вормса. Так или иначе, эрфуртцы требовали восстановить Драха в правах. В конце концов настоятель подчинился и отменил отлучение. Слыша все это, Лютер трепетал от волнения и жаждал подробностей – но подробности дошли до него не скоро. После воссоединения с Церковью Драх, однако, оставил свое место в Эрфурте и переехал в Виттенберг. В последующие годы такое случалось все чаще и чаще: Реформация, выйдя из-под контроля Лютера, широко шагала по Германии и соседним странам. Виттенберг сделался прибежищем для всех, кто разделял взгляды Лютера, – и многие, как Драх, эмигрировали туда. Лютер гадал о том, что происходит и какой эффект на быстро меняющуюся ситуацию оказывает его исчезновение и молчание, – ведь прежде ему, можно сказать, молчать не приходилось вовсе: