Эрик Метаксас - Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Однако в первые дни в Вартбурге Лютер ничего не писал. Вначале ему нужно было получить материалы. Как только появилась возможность, он начал бомбардировать своих друзей письмами с просьбами выслать ему различные книги и его собственные неоконченные рукописи. А в ожидании всего этого прилежно штудировал Эразмов греческий Новый Завет и еврейскую Библию. Так готовился он к монументальному труду, за который взялся в ближайшем декабре – переводу Нового Завета на немецкий язык [279] Переводы Нового Завета на немецкий язык делались и прежде Лютера; но он первым переводил напрямую с греческого и на современный ему разговорный немецкий. . Однако, как только прибыли другие книги и рукописи, Лютер взялся за не столь масштабные проекты – а их тоже хватало. В письме Спалатину от 10 июня он писал: «Я здесь бездельничаю, но в то же время очень занят: изучаю еврейский и греческий, а также пишу без остановки» [280] LW, 48:255. .

Вырвавшись из кипучей виттенбергской суеты, Лютер, однако, не прекратил дискутировать со своими оппонентами. В каком-то смысле он «вырвался из контекста», но во многих отношениях в нем оставался. В начале 1520 года Каэтан настоял на том, чтобы университеты Левена и Кельна разобрали и осудили лютеровы писания. Прочтя то, что они написали, Лютер, в свою очередь, осудил их осуждение, заявив, что в нем отсутствуют какие-либо основания из Писания, – что было совершенной правдой. Однако теперь, в мае 1521 года, появилось новое антилютеровское сочинение, и на этот раз вроде бы со ссылками на Писание. Это сочинение, за авторством левенского академика Якоба Латомуса, носило заглавие: «Доводы из Священного Писания и древних авторов в пользу осуждения богословских учений брата Мартина Лютера, подготовленные левенскими богословами». В Вартбурге времени у Лютера было более чем достаточно – и он написал ответ. Сочинил он и саркастическую реплику в ответ на очередное писание «козла» Эмзера, капеллана Георга Бородатого. В целом в Вартбурге Лютер создал несколько полемических статей – хоть и гораздо меньше, чем в предшествующие годы. Здесь у него появилась возможность сосредоточиться и приложить силы к чему-то более объемному и монументальному, чем пламенные памфлеты, так легко выходившие из-под его пера.

Еще одной темой, на которую Лютер обратил внимание в эти дни, стало католическое таинство исповеди. В книге «О вавилонском пленении Церкви» он писал о том, что больше не считает исповедь таинством. Теперь же написал об этом отдельную книгу: «Об исповеди: обладает ли папа властью ее требовать». Лютер был не против исповеди; однако в первые годы своего монашества сам немало пострадал от принятой церковной практики, требующей тщательно запоминать и исповедовать каждый грех, – и видел, что исповедь превратилась для христиан в тяжкое бремя, а не в избавление от бремени, каковой должна была быть изначально. В своем труде, цитируя Иак. 5:16 («Итак, исповедуйте грехи свои друг другу» [281] В Синодальном переводе «Признавайтесь друг перед другом в проступках» – прим. пер. ), Лютер показывает, что изначально исповедь совершалась между простыми христианами, так что специальные церковные структуры, выстроенные вокруг этого, не нужны и даже нежелательны. Кроме того, Лютер полагал, что исповедь не должна быть ни обязательной, ни регулярной; каждый христианин должен прибегать к ней по собственному решению, когда ощутит в этом потребность. Многие христиане чувствуют себя виноватыми просто потому, что не пошли на исповедь, – так она превращается в еще одно бремя жизни, полной религиозных бремен, а не в освобождение от бремени.

Прежде чем отправиться в Вормс, Лютер работал над комментарием к магнификату – славословию Богородицы, которое начинается со слов «Величит душа Моя Господа» и приведено в рассказе о рождестве Христовом в Евангелии от Луки. Текст взят прямо из первой главы Евангелия, а экзегеза Лютера говорит о важнейшем тезисе его богословия: Мария смогла принять Бога именно потому, что смирилась и умалилась перед Ним. Он не описывает ее как великую святую, совершившую какие-то необыкновенные нравственные подвиги, – напротив, восхваляет за самоуничижение, за низведение себя почти в ничто. Только опустошив себя, смогла она принять Бога – в ее случае буквально; и мы можем принять Бога только в пустоте и из пустоты, не пытаясь ничего предлагать ему в ответ. Эту книжечку Лютер посвятил герцогу Иоганну Фридриху, семнадцатилетнему принцу, племяннику Фридриха, которому со временем предстояло заменить того на троне курфюрста. Ближе к концу комментария Лютер с типичной для него пророческой смелостью обращается к этому блестящему юному правителю:

Все это предначертано было Богом, дабы испытывать тех, кому принадлежит власть, держать их в страхе и предостерегать о погибели. Ибо великие богатства, слава, власть и честь, не говоря уж о льстецах, без которых ни один господин не обходится, – все это осаждает сердце князя, подвигая его к гордости, к забвению Бога, к пренебрежению народом и общим благом, к распутству, богохульству, надменности и лени, – короче говоря, ко всякому злу и пороку. И если князь не укрепит дух свой сими примерами и не защитит себя, словно крепостной стеной, страхом Божьим, – как устоит? [282] Там же, 21:356–357.

Пророческая смелость Лютера в его обращениях к папе и императору – а также к Фридриху, Альбрехту Майнцскому и многим другим сильным мира сего, – лишь еще один пример того, что можно назвать новым открытием Благой Вести, спасением ее из-под глыб средневековых церковных и политических структур. Лютер не чувствовал себя намного ниже этих земных властителей, поскольку все мы ходим под одним Богом. Всякая власть – от Бога, а во Христе все едины и все судятся одинаково; раз так, значит, у Лютера как христианина есть и право, и даже долг говорить властителям истину, предупреждать о возможных ошибках или указывать на ошибки уже совершенные: как ради их собственных душ, так и ради душ тех, кем они правят. Страх Божий для Лютера превышал страх перед земными властями, так что он чувствовал себя свободным говорить ясно и прямо, зная, что слова его идут не от эгоистичных страстей, а от желания привнести в ситуацию Бога и Его Благую Весть. В том, чтобы обращаться к властителям с проповедями и предупреждениями, Лютер видел не только свое право, но и первейший долг. С этого начал он в 1517 году, опубликовав свои Тезисы: но время шло – и первоначальная робость его и страх оскорбить вышестоящих малу-помалу уходили, пока не исчезли совсем. Теперь осторожность в речах он считал скорее плодом мирской мудрости и «страха человеческого», чем истинной веры и служения Богу.