Эрик Метаксас - Мартин Лютер. Человек, который заново открыл Бога и изменил мир

Ясно было без долгих слов, что как только Лютера схватят, его будет ждать смерть на костре. Но где же скрывался этот вероотступник в день, когда вышел эдикт, – ровно через месяц после своего отъезда из Вормса?

26 апреля, в девять утра, в карете, предоставленной ему городским советом и ювелиром Дерингом, Лютер выехал из Вормса. С ним были его прежние спутники: Амсдорф, Йонас, померанец Швауэ и Петценштейнер. Присоединился к ним и Шурфф – он тоже направлялся в Виттенберг. Алеандр считал, что Лютер в Виттенберг не поедет – и в этом был прав: однако он полагал, что Лютер собирается бежать в Данию или в Богемию, возможно, к своим «дружкам»-гуситам.

Лютер и его спутники двигались в точности тем же путем, каким прибыли в Вормс. В первый день путешествия они проехали шестнадцать миль на север, к Оппенгейму, там пересекли Рейн и направились на северо-восток, чтобы попасть в Виттенберг через Франкфурт. При выезде из Вормса имперского герольда с ними не было: он присоединился позже. Однако за воротами Вормса поджидала их компания из двадцати всадников – по всей видимости, снаряженных воинственным рыцарем Францем фон Зикингеном, который, как и фон Гуттен, сочувствовал Лютеру и мечтал сокрушить власть императора и папы. Земли Зикингена находились на Рейне; надо полагать, что до Рейна его кавалерия и проводила Лютера и его товарищей. В Оппенгейме их нагнал имперский герольд и поехал с ними в сторону Франкфурта.

Из Франкфурта на Майне, на второй день путешествия – 28 апреля – Лютер отправил письмо в Виттенберг своему другу Лукасу Кранаху. Именно в этом письме Лютер рассказал о том, что ждет его дальше. «Я подчинюсь “пленению”, – писал он, – и буду спрятан, хотя пока не знаю, где и как». Мы помним, что в вечер перед отъездом из Вормса Фридрих через своих людей заверил Лютера, что следует ожидать чего-то подобного, – однако подробностей ни Фридрих, ни сам Лютер не знали. Известно было только, что Лютера отвезут в какое-то укрытие, где он будет в безопасности. Но куда, и как долго продлится его «заточение», и все прочие детали оставались неизвестны.

Лютер продолжал: «Сам я предпочел бы смерть от рук тиранов, особенно герцога Георга Саксонского, яростно меня ненавидящего, – однако не могу пренебрегать советом добрых людей. [Придется мне подождать] времени, установленного Богом» [248] LW, 48:201. . Он понимал, что находится в большой опасности, и решил во всем положиться на Бога: делать то, что должен, и без страха встречать любые последствия. Он по-прежнему был убежден, что вслед за Вербным воскресеньем торжественного въезда в Вормс ждет его Страстная пятница. Однако понимал Лютер и то, что не следует опрометчиво торопить события. Необходимо играть роль, предписанную ему Богом, пока Бог сам не откроет для Лютера двери к мученичеству. Поэтому он покорился планам своего князя, Фридриха Мудрого, – планам, которых и сам не знал. Странные события в Вормсе Лютер объяснял Кранаху так:

Я полагал, Его Императорское Величество призовет ученого – а может, и пятьдесят ученых, – и опровергнет мнения этого монаха. Однако произошло лишь вот что: твои ли это книги? Да. Отрекаешься ли от них? Нет. Раз так, то пошел вон! О, слепые немцы: как по-ребячески мы ведем себя, как жалко позволяем римлянам себя обманывать и дурачить!

Далее Лютер писал о том, с какими чувствами едет навстречу тому, что считал своей Голгофой:

Скоро, скоро иудеи закричат: «Распни Его!» Однако придет для нас и Светлое Воскресенье, и тогда уже мы запоем: «Аллилуйя!» Некоторое же время надлежит молчать и страдать. Будет время, когда не увидите Меня, и будет время, когда увидите снова, – так сказал Христос. Надеюсь, так же будет [и со мной]. Но да будет воля Божья как на небесах, так и на земле. Аминь [249] Там же, 201–202. .

Можно лишь воображать себе, какие мысли, какие чувства кипели в душе и сердце Лютера на этом пути. Он не был настолько предан миру духовному, чтобы совсем не дорожить жизнью, – и не только размышлял о возможности мученичества, но и признавал, что, по заповеди Иисусовой, кесарю следует отдавать кесарево [250] Кесарь по-немецки Kaiser ; Лютер и все остальные немцы называли своих императоров кайзерами, указывая на то, что они – не просто короли, а правители империи, в нашем случае – Священной Римской, которая, разумеется, считалась наследницей и продолжением изначальной Римской империи. . Он уважал власти предержащие – и раздумывал над тем, не стоит ли написать императору, который, несомненно, сейчас страшно на него зол.

Позднее в тот же день, из Фридберга к северу от Франкфурта Лютер написал императору большое письмо. Письмо было выдержано в самом смиренном и уважительном тоне, однако в нем Лютер высказал новую, поистине поразительную для тогдашнего мира идею, почерпнутую им из Евангелия: ни папа, ни император не обладают властью помимо той, что дарована им Богом. В этом звучало эхо диалога Иисуса с Пилатом, когда тот спросил: «Не знаешь ли, что я имею власть распять тебя?», а Иисус ответил: «Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было даровано тебе свыше» [251] Ин. 19:10–11. . Лютер заново открыл рычаг, способный перевернуть мир – рычаг, ставящий всех наравне перед Богом. Это и есть то, что делает нас свободными, – равенство подданных Царя царей.

На следующий день, 29 апреля, еще во Фридберге, Лютер сказал Каспару Штурму, имперскому герольду, что теперь он в безопасности и Штурм может оставить его и возвращаться к своим обязанностям. Дело было серьезное – Лютеру пришлось даже написать письменный отказ от услуг герольда; к этому документу он присовокупил письмо, которое попросил Штурма передать Спалатину. В письме к Спалатину он передавал привет и наилучшие пожелания Паппенгейму, имперскому маршалу. Кроме того – и это, пожалуй, всего важнее, – сюда же он присовокупил пространное письмо к императору. Насколько все это было спланировано заранее, мы не знаем – но точно знаем, почему Лютер отпустил Штурма: он ожидал того, что вскоре и последовало.

Двадцать восьмого числа Лютер, по всей видимости, ночевал во Фридберге. Штурм уехал двадцать девятого. Вместе с оставшимися своими спутниками Лютер отправился в Грюнберг, где провел следующую ночь, а затем проехал сорок миль до Бад-Херсфельда. Там городской совет и аббат местного монастыря устроили ему торжественную встречу. Лютер описал ее в письме к Спалатину:

Едва ли ты поверишь в то, как по-дружески принял нас хердсфельдский аббат! Выслал своих канцлера и казначея на добрую милю вперед, чтобы нас встретить, а возле своего монастыря появился сам вместе с многочисленными всадниками и сопроводил нас в город. Городской совет встречал нас за воротами. В монастыре аббат угостил нас роскошным ужином и отдал в мое распоряжение собственную спальню. [На следующее утро] они убедили меня произнести проповедь. Напрасно убеждал я их, что монастырь потеряет дарованные ему привилегии, если императорские чиновники сочтут, что этой проповедью я нарушил условия охранной грамоты, – ведь мне запретили проповедовать в пути. Однако, продолжал я, слово Божье превыше всего – и его нельзя замалчивать [252] LW, 48:225. .