Вальтер Скотт - Черный Карлик. Легенда о Монтрозе

Ментейт находился теперь в том блаженном состоянии духа, когда человек ко всем и всему относится благодушно; поэтому серьезная жалоба сэра Дугалда показалась ему только забавной. Он попросил его принять в подарок роскошный кожаный камзол, разложенный на полу.

— Я только что думал сам в него облачиться, — сказал Ментейт, — потому что это единственная одежда, показавшаяся мне приличной для свадьбы, как наименее воинственная, а других у меня здесь нет.

Сэр Дугалд начал извиняться, уверял, что не хочет его лишать такого наряда и прочее; но потом ему, по счастью, пришло в голову, что, по военным обычаям, графу приличнее венчаться в панцире, подобно тому как венчался принц Лео фон Виттельсбах, сочетавшийся браком с младшей дочерью старого Георга Фридриха Саксонского в присутствии доблестного Густава Адольфа, Северного Льва, и прочее и прочее. Граф Ментейт добродушно рассмеялся и согласился, обеспечив за собой, по крайней мере, одну довольную физиономию на своем свадебном пиру. Молодой человек надел легкие, украшенные насечкой латы и прикрыл их отчасти бархатным камзолом, а также широким голубым шелковым шарфом, который он носил через плечо, сообразно своему званию и моде того времени.

Все было готово к свадьбе. Согласно шотландскому обычаю, условились, чтобы жених и невеста больше не видались до той минуты, как предстанут перед алтарем. Настало время жениху отправиться в капеллу, и он, стоя в небольшом зале у дверей, ждал только маркиза Монтроза, который вызвался исправлять при нем должность шафера.

Отвлеченный какими-то спешными делами военного управления, маркиз замешкался, и Ментейт ожидал его с понятным нетерпением, так что, услыхав стук растворяемой двери, он со смехом сказал:

— Изволили немного запоздать!

— Нет, вы увидите, что я еще слишком рано явился, — сказал Аллен Мак-Олей, вторгаясь в зал. — Обнажайте меч, Ментейт, защищайтесь как мужчина или умрите как пес!

— Ты с ума сошел, Аллен! — сказал Ментейт, дивясь его внезапному появлению и неизъяснимому бешенству его лица и движений. Его щеки были покрыты мертвенной бледностью, глаза хотели выскочить из орбит, на губах выступала пена, и он метался, как бесноватый.

— Лжешь, изменник! — крикнул он яростно. — И теперь лжешь, и прежде всегда лгал… Вся твоя жизнь — сплошная ложь!

— Если бы я искренно не считал тебя безумным, тут бы тебе и конец, — сказал Ментейт. — В чем же и когда я тебя обманывал?

— Ты мне сказал, — отвечал Мак-Олей, — что не женишься на Анне Лейл!.. Низкий предатель!.. Разве сейчас она не ждет тебя у алтаря?

— Ты неточно передаешь мои слова, — возразил Ментейт. — Я говорил, что ее темное происхождение служит единственным препятствием к нашему браку. Теперь это препятствие устранено, и с чего же ты вообразил, что я буду отказываться от своих намерений в твою пользу?

— Так обнажай меч, — сказал Мак-Олей, — мы поняли друг друга!

— Ну нет, — сказал Ментейт, — не теперь и не здесь! Аллен, ты меня довольно знаешь, подождите до завтра, и тогда давай драться сколько угодно.

— Нет, сейчас… сию минуту или никогда, — отвечал Мак-Олей. — Далее этого часа я тебе не дам торжествовать… Ментейт, заклинаю тебя нашим близким родством, общими трудами и битвами — обнажай меч и защищайся!

С этими словами он схватил графа за руку и сжал ее с такой силой, что из-под ногтей Ментейта брызнула кровь. Он с сердцем оттолкнул Аллена и воскликнул:

— Ступай прочь, сумасшедший!

— Коли так, пусть сбудется видение! — сказал Аллен и, обнажив свой дирк (кинжал), он со всей своей богатырской силой ударил им в грудь Ментейта. Лезвие скользнуло по крепкому стальному панцирю концом вверх и нанесло графу глубокую рану между плечом и шеей; удар был так силен, что жених упал на пол. В ту же минуту через боковую дверь в зал вошел Монтроз. Привлеченные шумом и испуганные гости тоже сбежались; но прежде, нежели Монтроз успел хорошенько понять, что случилось, Аллен Мак-Олей стремительно пробежал мимо него и как молния пустился бежать вниз по лестнице.

— Часовые, ворота на запор! — крикнул Монтроз. — Хватайте его… убейте, если станет сопротивляться… будь он мне брат родной, я не оставлю его в живых!

Но Аллен тем же кинжалом положил на месте часового, промчался через лагерь, как дикий олень, невзирая на то, что все, слышавшие крик Монтроза, бросились за ним вдогонку, потом кинулся в реку, вплавь добрался до противоположного берега и скрылся в лесу.

В тот же вечер брат его Ангус со своим кланом покинул лагерь Монтроза, направился домой и с тех пор больше не примыкал к войскам роялистов.

Насчет Аллена носились слухи, будто через самое короткое время по совершении этого дела он внезапно ворвался в замок Инверэри, в тот самый зал, где Аргайл в то время созвал военный совет, и кинул на стол окровавленный кинжал свой.

— Это не кровь ли Джемса Грэма? — спросил его Аргайл, и на лице его отразилась хищная надежда пополам с ужасом при виде неожиданного и страшного гостя.

— Это кровь его любимца, — отвечал Аллен Мак-Олей, — та кровь, которую мне было на роду написано пролить, хотя охотнее пролил бы я свою собственную!

С этими словами он повернулся, вышел из замка, и с той поры ничего определенного о его судьбе не известно.

Вскоре после того видели, как мальчик Кеннет с тремя остальными Сыновьями Тумана переплывали озеро Лох-Файн; из этого заключили, что они отправились выслеживать Аллена Мак-Олея и, настигнув его где-нибудь в глуши, умертвили. По другим слухам, Аллен ушел за границу, постригся в монахи и умер в картезианском монастыре {118}. Но ни те ни другие сведения нельзя считать вполне достоверными.

Однако мщение его было далеко не так полно, как он, вероятно, думал. Правда, рана, нанесенная им Ментейту, была настолько серьезна, что долго держала в постели молодого человека; однако благодаря панцирю, в который майор Дальгетти, к счастью, заставил его нарядиться к свадьбе, удар оказался несмертельным. Тем не менее Ментейт должен был оставить службу при Монтрозе. По зрелом рассуждении решили, что он вместе со своей невестой, едва не надевшей по нем траура, и с раненым тестем отправится к сэру Дункану в замок Арденвор. Дальгетти проводил их только до лодки, настойчиво доказывая Ментейту необходимость возведения форта на Друмснэбе ради успешнейшей обороны наследственного замка своей супруги.

Путешествие совершилось вполне благополучно, и через несколько недель Ментейт настолько поправился, что был обвенчан с Анной в замке ее отца.

Хайлендеры были несколько озадачены тем, что Ментейт мог выздороветь вопреки предсказаниям ясновидящего, наиболее опытные прорицатели даже прямо сердились на него за то, что остался жив. Другие же находили, что пророчество и так исполнилось довольно точно, потому что рана нанесена была той самой рукой и тем самым оружием, которые были предсказаны; и все были согласны в том, что история кольца с изображением мертвой головы была предзнаменованием смерти отца невесты, который скончался через несколько месяцев после свадьбы дочери. Что до неверующих, они полагали, что все это пустые бредни, и так называемые видения Аллена объясняли внушением его собственных страстей: издавна заметив, что Анна предпочитает ему Ментейта, и видя в нем опасного соперника, Аллен боролся между велениями своей совести и стремлениями собственного сердца, почти невольно шептавшего ему, что надо убить соперника.