Мария Пастернак - Золото Хравна

— Это неправда.

— Стюрмир корил себя — будто бы из-за его слов ты решил, что он отказывает тебе в руке Вильгельмины, хотя свадьба была уже сговорена со Стурлой. Так она твоя невеста, Торлейв? И ответь мне наконец: Стурла, мой старый боевой друг, и вправду погиб столь ужасной смертью? Ты обещал рассказать, что с ним случилось… Хочешь пива? Я принес две кружки; свежее, сварено для помолвки.

Торлейв спустил ноги с лавки.

Пиво было крепким и холодным. Отхлебнув глоток, Торлейв помолчал немного, а потом рассказал Никуласу всё как было.

— Она была с самого начала уверена, что Стурла жив, — задумчиво проговорил он, завершив рассказ. — А после того, что я слышал, пока лежал связанный в амбаре, и у меня никаких сомнений не осталось. Хотя многое в этой истории мне пока неясно. Теперь мы с Миной идем на Воронов мыс. В нашей округе все уверены, что Вильгельмина сошла с ума от горя. Мы не пытались разубеждать людей, да и кто нам поверит? Зато если парень с девушкой решили, что их надеждам на женитьбу не суждено сбыться, и сбежали — это обычная история, такие случаются чуть не каждый день. И поговорить про то приятно, это вам не убийцы, что прикидываются волками. Зачем им было это, как думаете, хёвдинг Никулас?

— История очень странная, — покачал головою Никулас. — Но, помнится, слыхал я что-то о сокровищах Хравна… Будто это была целая гора золота: старинные чаши и кубки из Валланда, серьги, браслеты с кольцами, королевская корона, груда золотых монет — это огромное богатство! Ради золота люди способны на многое.

— Да, если они безумны, — откликнулся Торлейв.

— Я должен пойти с вами, — сказал Никулас. — Подожди до послезавтра, мои будущие свояки разъедутся, и я буду свободен. Сегодня еще не могу уйти — жених Сигне и его родичи осерчают на меня, и Сольвейг съест меня живьем за нарушение приличий.

— Нет. — Торлейв поставил на пол пустую кружку. — Надо спешить. Боюсь, если мы не найдем Стурлу, его и правда убьют.

— Я соберу людей, тех, кто захотят пойти со мной, и приду на Воронов мыс двумя днями позже, — сказал Никулас. — Там есть постоялый двор, называется «Два лосося». Держит его Гамли, сын Торда с Зеленого Склона. Мы с ним почитай что родичи. Он горячая голова и любитель потрепать языком, но человек самый надежный. Передай ему поклон от меня. Можешь просить его о помощи, если сочтешь нужным.

— Спасибо вам, хёвдинг Никулас.

— Дай Бог тебе удачи, Торлейв.

Едва рассвело, Торлейв и Вильгельмина покинули хутор Никуласа Грейфи и побежали по санной дороге вперед, на север. Новые лыжи Вильгельмины пришлись ей по росту и скользили легко. Торлейв был предельно внимателен и насторожен. Здешнее редколесье оказалось неважным укрытием: среди прозрачных берез каждого путника видно издалека.

Вскоре они вышли к самому берегу Гломмы и двинулись вдоль него. Река, укрытая снегом и льдом, лежала от них по правую руку. По льду еще не успели проложить санный путь, нетронутая белизна широкого русла казалась первозданной.

— Сигне ужасно мне обрадовалась! — рассказывала Вильгельмина. — И прожужжала мне уши рассказами о своем женихе и о том, какое платье отец закажет для нее к свадьбе. Младшие сестры все время ее дразнили. Знаешь, наверное, не так плохо расти в семье, где много детей.

— Наверное, — улыбнулся Торлейв.

— Сигне заставила меня перемерить кучу ее платьев, — продолжала Вильгельмина. — И ее сестры, Ульфрид и Рагнед, тоже принесли свои наряды. Торлейв, я никогда не видела таких платьев! Сигне помогла мне надеть одно — Никулас привез его из Франции два года назад. Оно шелковое, красное как земляника, а сорочка светло-палевая, обшита по вороту золотым шелком. О Торве, это было такое платье! Оно разрезано спереди и по бокам, и, когда ты надеваешь его, тебя зашнуровывают со всех сторон, и в разрезы платья все равно видно сорочку. Так странно! Я не могла бы разгуливать в таком на глазах у всех! Они расчесали мне волосы и перевили их лентами, и младшая, Рагнед, принесла мне свои браслеты, жемчужные бусы, туфли с серебряными пряжками и шелковыми завязками, с деревянными каблучками. Только все их туфли мне были велики. Девочки сказали, что их отца часто приглашают ко двору; в прошлом году они были в Осло на королевском празднике. Они играли в меня, как в куклу! Было странно, но весело, я все время смеялась.

— Не то что со старым Торлейвом, который только ворчит.

Она взяла его за руку.

— Конечно! Какое может быть сравненье?

— Я всё рассказал о нас Никуласу Грейфи.

— Ох, Торве! — Вильгельмина сразу посерьезнела. — Не зря ли? Хотя… Никулас Грейфи, мне кажется, добрый человек.

— Этот человек знал твоего и моего отца, он и сам почти годится мне в отцы. Да и не вижу я причины ему лгать… Я не сказал тебе утром, но Стюрмир был у него вчера и спрашивал о нас. Никулас сделал вид, что ничего не знает. Но мы должны быть очень осторожны.

Меж тем потеплело. Снег, нападавший позапрошлой ночью, подтаял и осел под собственной тяжестью. Торлейв не сразу отыскал дорогу к перевалу, но в конце концов чья-то лыжня вывела их в верном направлении.

Наверху было холоднее, ветер свободно гулял среди голых камней, сдувая снег с уступов, и Торлейв и Вильгельмина вскоре продрогли до костей. Сумерки застигли их в пути. Когда они спустились с перевала, уже почти стемнело.

— Будем строить дом, — сказал Торлейв.

— Из снега?

— Из снега, конечно.

Тихо было кругом, лишь ветер иногда пробегал по ветвям. Обступившие поляну невысокие кривые деревья казались Вильгельмине толпой лохматых лешаков, и она поглядывала на них не без опаски.

Торлейв вынул из-за пояса топор. Из толстых пластов снега он вырезал большие снежные кубы; правда, приходилось брать их с осторожностью, чтобы не рассыпались: снег еще не уплотнился. Он ставил их друг на друга, а Вильгельмина скрепляла, затирая рукавичкой. Много лет назад на Еловом Острове Хрольф Пешеход и Рагнар Кожаные Штаны построили большую снежную крепость, чтобы оборонять свои южные рубежи. Та крепость простояла почти всю зиму.

— Это ты ее тогда сломал, — сказала Вильгельмина.

— Нет, ты.

— Нет, ты!

— Я был защитником крепости, а ты ворвалась ко мне со своими людьми…

— С Буски Гестессоном, — уточнила Вильгельмина.

— Вот-вот. С Буски, сыном Гесты. И крепости был нанесен непоправимый ущерб, а весь гарнизон взят в плен.

Сырые березовые ветки горели плохо, дым не желал уходить в отдушину и вскоре наполнил всю снежную хижину. Торлейв долго бился с костром, пытаясь заставить его гореть как надо. Кое-как получилось, и все же Вильгельмина мерзла, даже брусничное вино не слишком помогало. Торлейв укрыл ее поверх одеяла своим плащом, обнял, чтобы согреть. Скоро она уснула, и он берег ее сон, пока сам не забылся, приклонив голову к снежной стене.