Мария Пастернак - Золото Хравна

— Мы уже догадались, — сказал Торлейв. — Спасибо тебе, Гаут.

Дворовые постройки и крыша главного дома тонули в седой пелене — точно облако легло на землю своим мягким брюхом.

Тихо вышли за ворота. Туман, приплывший с фьорда, солью оседал на губах.

На опушке леса кричала не смолкая трескунья-сорока. Вильгельмина вдруг положила на плечо Торлейву свою маленькую руку.

— Смотри! — прошептала она.

Туман клубился над ручьем, но фигура зверя вырисовывалась отчетливо: длинные ноги, поджарое туловище, остроухая морда.

— Волк, — одними губами произнес Торлейв.

Приглядевшись, он заметил и второго. Благодаря светлой масти тот был почти невидим: отведешь глаза в сторону — и не вспомнишь, где он.

— Узнаёшь их? — прошептала Вильгельмина.

— Этого не может быть. Волки не покидают своих лесов, а мы далеко ушли от Эйстридалира.

— Может, это не совсем волки? — предположила она.

— Идем, — сказал Торлейв. — Я, по правде говоря, предпочитаю иметь дело с волками, чем со Стюрмиром и его людьми. Пусть даже эти волки не совсем волки.

— Похоже, они поджидали там кого-то, — тихо сказала Вильгельмина, когда они уже бежали сквозь лес. — Та светлая — волчица, а темно-серый — самец. Они оба очень красивы. Мне снился сон про то, как эта волчица шла вдоль дороги, шаг в шаг со мною. И стерегла меня от ётунов.

Вильгельмина на бегу глянула на верхушки елей. Те поскрипывали и шептались меж собою. Наяву это вовсе не казалось страшным.

— В тот вечер, когда все началось, — сказал Торлейв, — помнишь, мы возвращались на хутор? Один из волков шел за нами по лесу. Крупный темный самец. Я не хотел тебе говорить. Я всю дорогу держался за меч.

— А я и не заметила, — сказала Вильгельмина. — Но я тогда вообще ничего не видела перед собой. Так ты поэтому вернулся потом к ельнику? А не потому, что потерял рукавицу?

Торлейв кивнул:

— Я боялся, что он все еще идет за нами. Но он только проводил нас до берега, на лед не пошел, остался в лесу. А когда я вернулся, его уже не было.

— Как ты решился на такое? — поразилась Вильгельмина. — Я бы никогда не смогла! Я бы заперла двери и дрожала от страха, но не вышла бы одна, даже с мечом, особенно после всего, что было, и после того, что нам рассказала Йорейд. И еще та жуткая песня, которую она нам пела. От нее мороз по коже даже сейчас.

— Скорее всего, те, которых мы только что видели, — совсем другие волки. Они просто ждут, не выйдет ли к ним поутру какая-нибудь глупая коза или курица со двора Гаута Огузка.

— Может, и так, — кивнула Вильгельмина.

Какое-то время они бежали молча.

— Знаешь, что пришло мне в голову? — сказал вдруг Торлейв, обернувшись к Вильгельмине. — Сегодня ведь среда.

— И что?

— Тинг был назначен на среду, там должны разбирать иск Стюрмира. А сам Стюрмир здесь.

— И что это значит?

— Значит, его иск не будут разбирать на этом тинге, отложат на потом.

— Хорошо это или плохо для нас? — спросила Вильгельмина.

Торлейв усмехнулся.

— По крайней мере, мы с тобой немного попортили ему обедню.

Светало. День обещал быть пасмурным, с низкого неба падали редкие мокрые хлопья. Идти на лыжах становилось всё труднее, даже наезженные колеи проваливались под полозьями. Вильгельмина начала уставать: она не выспалась, после вчерашнего бега у нее ныли ноги и спина, болело ушибленное колено.

Навстречу Вильгельмине и Торлейву проехали несколько всадников, среди них — рыцарь в синем стеганом гамбезоне, в кожаном подшлемнике без шлема и грязном белом плаще. К седлу рыцаря были приторочены меч в роскошных украшенных золотой чеканкой ножнах и зачехленный щит. Его спутники тоже были вооружены, но не так богато. И одеты много проще — в суконные мокрые сюрко и куколи. Один из слуг вез длинное копье с синим значком [120] Значок — здесь: флажок у основания наконечника копья. , который намок и повис как тряпка. Копыта коней увязали в мокром снегу, и недовольные животные фыркали на летевшие им в морды хлопья.

Проводив рыцаря глазами, Торлейв и Вильгельмина двинулись дальше.

Позади в густом тумане возник вдруг тихий звук; постепенно он становился всё громче, и, когда Вильгельмина и Торлейв дошли до поворота, из тумана вынырнули большие розвальни. Две крепкие мохнатые лошадки, соловая и пегая, шли резво, и бубенцы вызванивали в такт их бегу бодрую дорожную песню.

— Друг! — сказал Торлейв, помахав вознице рукой. — Не подвезешь ли нас?

— Садитесь, — сказал возница, усмехнувшись в светлую пшеничную бороду. — Все веселее, чем одному. А вы куда путь-то держите?

Торлейв махнул рукою неопределенно вперед.

— В Оксбю, что на Снёсе.

— К блаженному?..

Торлейв пожал плечами.

— Точно, угадал я, — крестьянин заулыбался. — Тут все к нему идут, к блаженному. Говорят, многим помогает. Подвезу, отчего не подвезти. Дом мой в Стейнбрёкке, в четверти мили от Стейнхьяра.

— Оттуда до Оксбю рукой подать, — кивнул Торлейв.

— Хотите — полезайте назад. Там есть сено да рогожка, можете прикрыться.

— Спасибо, брат!

Они забрались в сани. Возница свистнул лошадям, те припустили вперед скорой рысью. Верхушки придорожных сосен и елей поплыли перед глазами Вильгельмины. Она спрятала лицо под рогожу, чтобы мокрые капли не падали на лоб и щеки. Торлейв обнял ее. Склонив голову к нему на плечо, она закрыла глаза и тут же уснула.

— Намаялся парнишка-то? — поинтересовался крестьянин.

Торлейв кивнул.

— Ну, отдыхайте! Как звать тебя?

— Я Торлейв Резчик, сын Хольгера с Пригорков.

— А я Ари, сын Эрлюга с Каменного Кряжа. Ты и вправду резчик?.. Хорошее дело! Я вот тоже украсил конек крыши, когда строил свой дом перед женитьбой. Вырезал Тора и Одина. А священник наш, отец Ион, отругал меня. Говорит: «Лучше б ты, Ари, ангелов Божиих вырезал, чем этих идолов. Язычник, — говорит, — ты, что ли, какой?» А я ему: «Отче, ежели б я ангелов вырезал, они были бы не краше этих идолов. Чисто вышло бы богохульство».

Торлейв лежал в розвальнях, и смеялся словам Ари, и отвечал ему что-то. Голова Вильгельмины покачивалась на его ключице. Туман дышал соленой влагой, мокрый снег летел с небес, но Торлейву было это по сердцу. Он обнимал Вильгельмину одной рукой.

«Спи, радость моего сердца, спи, — думал он. — Я не знаю, что будет завтра, но пока мы вместе».

В Стейнбрёкке они приехали уже заполдень. Ари, сын Эрлюга, пригласил их к трапезе. Они наскоро перекусили, но от ночлега Торлейв отказался.