Франческо Габриэли - Крестовые походы. Взгляд с Востока. Арабские историки о противостоянии христианства и ислама в Средние века

Пророк сказал: «Господь любит отвагу, даже если она проявляется при убийстве змеи». Султан был храбрейшим из храбрых, его отличали сила духа, мужественный характер, бесстрашие. Я видел, как он первым шел на бой с франками, к которым каждую минуту прибывали новые подкрепления, и это зрелище лишь укрепляло его мужество и целеустремленность. Однажды вечером к берегу причалили более семидесяти вражеских кораблей. Чтобы посчитать их, мне потребовалось все время между молитвой аср (первый час после полудня) и закатом, однако их появление лишь укрепило его дух. Другой случай был, когда с наступлением сезона дождей он распустил армию и оказался перед лицом большого вражеского войска с небольшим отрядом. Я спросил Балиана ибн Барзана (Балиан II Ибелин, крестоносец, присутствовавший на мирных переговорах 1192 года) – это был один из величайших франкских рыцарей Палестины, имевший аудиенцию у султана в день подписания мира, он ответил через переводчика: «Когда правитель Сидона и я покидали Тир, чтобы присоединиться к нашей армии, осаждавшей Акру, мы остановились на вершине холма и попытались определить ее численность. По мнению правителя Сидона, их было пятьсот тысяч, а по-моему – шестьсот». На мой вопрос о потерях он ответил: «Почти сто тысяч на поле боя, и только Богу известно, сколько умерло от болезней и сколько утонуло». Из всего этого великого множества лишь немногие вернулись на родину.

Каждый день, пока мы были вблизи врага, он раз или два объезжал вражеский лагерь. В разгар сражения он имел обыкновение проезжать между рядами в сопровождении одного только пажа, который вел его коня. Он проезжал вдоль линии своего войска от правого крыла до левого, проводя смотр отрядам, вдохновляя их на битву, расставляя их на позиции, которые он считал наиболее благоприятными, позволяющими господствовать на поле боя или наступать на врага. Однажды, находясь между двумя армиями, он велел, чтобы ему прочли некоторые хадисы. Я говорил ему, что хадисы можно читать в любых почетных местах, но не было случая, чтобы их читали между двумя армиями. Я сказал, что если моему покровителю угодно, чтобы о нем говорили такое, тогда все в порядке. Принесли фолиант, и кто-то из присутствовавших, знавших эту книгу, начал читать ему из нее. Мы оставались в седлах, иногда проезжая вперед, иногда назад, временами останавливались, но постоянно находились между двумя армиями.

Я никогда не видел, чтобы он выражал тревогу по поводу численности или силы врага. Занятый своими мыслями, он выслушивал все планы и бесстрастно обсуждал все их преимущества и недостатки, никогда не теряя самообладания. Даже когда мусульманская армия была почти разгромлена в великой битве на равнине Акры, когда даже войска центра обратились в бегство, бросив барабаны и знамена, он оставался на месте, хотя рядом с ним была лишь горстка сторонников. Наконец ему удалось добраться до возвышенности, где он собрал всех своих людей. Его упреки повергли всех в такой стыд, что люди вернулись вместе с ним, чтобы сражаться дальше. В конце концов победа досталась мусульманам, а враг потерял больше семи тысяч убитыми, в числе которых были и пешие, и конные. Султан продолжал сражаться, но, видя силу врага и слабость своих людей, он прислушался к предложениям противника и согласился на перемирие. Франки очень устали и понесли больше потерь, чем мы. Но они ждали подкрепления, а нам не приходилось на него надеяться. Поэтому перемирие было нам выгодно. Это стало очевидно, когда судьба явила то, что приготовила для нас. Султан часто болел, но, даже страдая от боли, он не покидал лагеря. Каждая армия видела костры армии противника, мы слышали звон их колоколов, а они – наши призывы на молитву. Но все завершилось благополучно.

Всемогущий Господь сказал: «А тех, кто усердствовали за нас, мы поведем их по нашим путям. Поистине, Аллах, конечно, с добро делающими» (Коран, XXIX, 69). В Коране множество мест, относящихся к Священной войне. Саладин был самым усердным и рьяным в ней, чем любой другой. Можно с уверенностью сказать, что с того времени, как султан впервые вступил в сражение с неверными, он тратил все имеющееся у него золото или серебро на ведение священной войны против них или распределяя его между воинами. Совершать подвиг во имя Аллаха было для него страстью, все сердце его было подчинено этому делу, которому он отдавался душой и телом. Он не говорил ни о чем ином, все его помыслы были поглощены тем, как проявить усердие на пути Аллаха, все его мысли были связаны со своими воинами. Он выказывал всяческое почтение тем, кто говорил об усердии на пути Аллаха и вдохновлял народ на это. Желание сражаться на пути Аллаха с иноземцами заставило его расстаться с семьей, детьми, родиной, местом, где он жил, со всем, что у него было. Отказавшись от всего этого, он выбрал жизнь под сенью шатра, по которому гуляли сквозняки. Однажды, когда он находился на равнине Акры, ночью подул очень сильный ветер, который обрушил на него шатер, и, если бы султан не был в этот момент в алькове, он бы неминуемо погиб. Все это усилило его страсть, он все больше стремился к своей цели, и решимость его крепла. Тому, кто хотел завоевать расположение султана, достаточно было поощрить его страсть к усердию на пути Аллаха и рассказать истории об этом. Для него были написаны ученые труды на эту тему, и я сам написал для него труд об усердии на пути Аллаха и тех правилах, которые следовало соблюдать, следуя по нему. В эту работу я включил все аяты Корана, имеющие отношение к этому вопросу, все упоминающие о нем хадисы, а также мудрые мысли других людей по этому вопросу. Мой покровитель так высоко оценил этот труд, что часто читал его своему сыну аль-Малику аль-Афдалю.

Я расскажу о том, что слышал от него лично. В месяце зуль-када 584 / январе 1189 года он взял крепость Каукаб (недалеко от Тверии; ее удерживали госпитальеры) и тотчас позволил своим воинам вернуться домой. Аль-Малик аль-Адиль направился обратно в Египет во главе войска, выставленного этой страной, и его брат-султан проводил его до Иерусалима, чтобы побыть в его обществе и принять участие в празднике жертвоприношения. Мы поехали с ним. После того как он посетил праздничную молитву, ему пришло в голову отправиться в Аскалон, а потом вернуться по дороге, идущей вдоль берега, чтобы осмотреть прибрежные земли до Акры и, по мере продвижения, восстановить на них порядок. Мы пытались отговорить его от этой задумки, указывая, что после расставания с войском у него останется лишь малое число воинов, тогда как в Тире собрались франки, а значит, он подвергает себя очень большой опасности. Султан не обратил никакого внимания на наши возражения, и направился в Аскалон, где попрощался со своим братом и египетским войском. Мы, его свита, были при нем и направились вдоль побережья по дороге на Акру. Был разгар зимы, шел дождь, на море бушевали волны, похожие на горы, как сказал Всевышний (Коран XI, 44). Это был первый раз, когда я увидел море, и оно произвело на меня такое впечатление, что если бы кто-нибудь сказал: «Пройди по морю всего одну милю, и я сделаю тебя повелителем мира», – то я бы отказался. Я взирал на тех, кто выходит в море, чтобы заработать себе на жизнь, как на безумцев, и укрепился в правильности мнения тех ученых, которые считают, что нельзя принимать свидетельства человека, который совершает плавание по океану. Таковы были мысли, пришедшие мне в голову при виде бушующего моря и катящихся по нему волн. Пока я размышлял, султан обратился ко мне и сказал: