Эмилио Сальгари - Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры

К счастью, на столе еще оставалось вино, и несколько бокалов старого хереса, выпитых один за другим, немного приободрили несчастных.

– Твой погребок проклят, – проговорил офицер, едва успев перевести дух. – А это действительно были призраки?

– А то?.. – возмутился дон Баррехо. – Спросите у своих стражников или у моей жены.

– Да-да, командир, – поспешили в один голос подтвердить алебардщики. – Это были настоящие призраки.

– Тогда, мой дорогой, закопайте свой погреб при первой возможности, – предложил офицер. – Я такими вещами не занимаюсь. Откройте дверь.

– Как!.. Вы уже уходите, сеньор офицер? – вскрикнула Панчита, упавшая на стул, изображая неописуемый испуг.

– Солдаты никогда не бьются с тенями, милая моя, – ответил командир дозора, который никак не мог дождаться того мгновения, когда он окажется на улице. – Наши шпаги и алебарды в подобных случаях совершенно бесполезны.

– А куда же нам, с вашего позволения, отправиться спать? Под ливень? – спросил дон Баррехо, притворяясь, что рвет на своей голове волосы.

– Попроситесь переночевать к кому-нибудь из соседей.

– Тогда мне придется рассказать, почему мы с женой убежали, и наутро весь квартал узнает, что в мой винный погреб наведываются духи из оссуария.

– И тогда мы будем совершенно разорены, – вздохнула прекрасная кастильянка.

– Не знаю, что вам делать, дорогие, – ответил офицер, который как зачарованный смотрел на оставшуюся открытой дверь в погреб, словно боялся, что оттуда с минуты на минуту появится один из увиденных им гигантских призраков. – Могу вам только дать совет.

– Дайте, сеньор офицер, – плаксиво произнес дон Баррехо.

– Завтра утром обратитесь к аббату ближайшего монастыря и попросите прислать полдюжины братьев, чтобы они отслужили обедню с крестами и большим количеством святой воды.

– А вы останетесь здесь до завтра?

– Нет, дорогой мой трактирщик, хватит с нас таинственных событий, случившихся здесь. Завтра, при свете дня, мы, может быть, вернемся сюда, чтобы кое-что узнать. Отоприте немедленно дверь и позвольте нам уйти.

– Но на улице еще идет дождь.

– Предпочитаю вымокнуть, чем еще раз спуститься в твой погреб. Пошли, друзья.

Дон Баррехо, изображая отчаяние, открыл дверь таверны, и все, включая Панчиту, оказались на улице. Мимо прошагало несколько полуночников, не боявшихся дождя, лившего как из ведра. Увидев, что двери таверны открылись и из нее вышли люди, которых сразу даже различить было невозможно, потому что стражники закутались в свои широкие плащи, ночные прохожие приблизились к таверне, и один из этой группы, казавшийся сильно подвыпившим, спросил:

– А нельзя ли у вас выпить бутылочку?

– Вот вам и компания, – сказал офицер дону Баррехо. – Эти храбрецы не уйдут, пока вы не дадите им выпить.

– Но кто же пойдет за вином в погреб, если в нем веселятся привидения?

– Как? В вашем доме поселились привидения? – спросил другой пьянчуга из той же компании, набожно перекрестившись.

– Да, кабальеро, и такие страшные, что заставили удрать даже ночную стражу.

Полуночники ни о чем больше не хотели слышать и поспешно удалились, тогда как дозор ушел в противоположную сторону, прижимаясь к стенам домов.

Дон Баррехо дождался, пока на улице совсем затихнет шум шагов, а потом вернулся в таверну и, пока его жена торопливо закрывала дверь, опустился на стул и довольно расхохотался, да так громко, что привлек внимание двух призраков, которые не замедлили появиться на пороге погреба в своем белом одеянии.

– Изыди, Сатана!.. – крикнул гасконец, хватая бутылку. – Ты слишком пропах серой.

– Боже правый! – воскликнул баск, в свою очередь хватая еще не до дна опустошенную бутылку. – Объявляю тебя, дон Баррехо, самым великим и самым хитрым гасконцем, какого только вскормила земля дуэлянтов и искателей приключений.

– Да, он храбрец, – согласился Буттафуоко, искавший, чем бы можно было ополоснуть горло.

– Они удрали, как зайцы, – ответил дон Баррехо. – Эх, ну и комедия, друзья!.. Уж и не знаю, как мне удалось удержаться от смеха. Я едва вытерпел.

– А если они вернутся? – спросил Мендоса.

– Вот этого я и боюсь, друзья. Они могут вернуться сюда, прихватив с собой дюжину монахов. Дело на этом наверняка не закончится, потому что маркиз де Монтелимар пожелает узнать, что произошло с телом и душой нашего приятеля Пфиффера. Этот фламандец начинает становиться опасным, даже когда он мертвецки пьян. Как вы полагаете, сеньор Буттафуоко?

– К сожалению, у нас могут быть большие неприятности, потому что маркиз де Монтелимар подозревает нас и пошлет по нашим следам своих людей, – поделился сомнениями буканьер.

– Тогда я возвращаюсь к своей первоначальной идее, – сказал гасконец. – Пойду в погреб, вскрою одну из бочек и брошу туда фламандца. Для пьяницы это будет сладкая смерть: утонуть в десяти гектолитрах хереса.

– А потом его можно вытащить, – добавил Мендоса.

– Разумеется!.. Завтра же я его выловлю, выкопаю яму и похороню его в одном из углов погреба. Что же касается вина, я сумею продать его, даже если мертвец пролежит в бочке двенадцать часов.

– Ах, каналья!..

– О, у индейцев и метисов не такой рафинированный вкус.

– Нет, – еще раз повторил Буттафуоко. – Я думаю, что этот человек может быть нам очень полезен. Если он доверенное лицо маркиза, то мы сможем узнать от него немало ценного.

– А если завтра маркиз пошлет новых людей искать его? Как только фламандца найдут, меня повесят, сеньор Буттафуоко.

– Нет ли какого укрытия в твоем погребе? – спросил Мендоса. – Может быть, у вас есть зерновой склад?

Дон Баррехо задумался, потом жахнул кулаком по столу и воскликнул:

– Нашел!.. И я открыл Америку!..

– Эй, гасконец, ты что, рехнулся? – спросил Мендоса. – Может быть, привидения и на тебя повлияли?

– Мозги гасконцев накрепко закрыты в черепной коробке вместе с двумя виноградными гроздьями; их не так просто попортить. Говорю тебе, что нашел великолепное укрытие.

– Мы тебя слушаем, – сказал Буттафуоко.

– Несколько дней назад я приобрел новую бочку, да такую обширную, что мы все сможем там поместиться. Я хотел использовать ее под мецкаль. Теперь я возьму нашего приятеля Пфиффера и затолкаю его в пустую бочку, так он, по крайней мере, не захлебнется хересом.

– Да ты находчив со своими бочками! – восхитился Мендоса.

– А разве я не стал трактирщиком?

– А если стражники вернутся и наш приятель Пфиффер, как ты его называешь, примется кричать внутри пустой бочки и выдаст себя?

– Никогда!..

– Это почему же?

– Да потому, что, если он проснется, я вместо подслащенной воды волью ему в горло целую бутылку агуардьенте; он снова запьянеет.