Эмилио Сальгари - Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры

– Прикрути-ка фитиль, подружка.

– Кто бы это мог быть? – спросил Буттафуоко. – Уже скоро десять часов, а погода жуткая.

– Может быть, это ночной дозор? – предположил гасконец.

– А что, дозорные к вам заходят?

– Да, сеньор Буттафуоко.

– Дело осложняется.

– Вовсе нет, – возразил Мендоса, который, как настоящий баск, всегда мог найти выход из любого положения. – Давайте возьмем нашего приятеля Пфиффера за руки за ноги и отнесем его в погреб.

– А в случае опасности утопим его в бочке хереса, – добавил жестокосердый гасконец.

Второй удар, еще сильнее первого, чуть не разнес вдребезги дверное стекло.

– Быстрей уходите и погасите свет в погребе, – сказал дон Баррехо, а потом, обернувшись к жене, добавил: – Скорее поставь корзинку с самыми старыми бутылками, какие у нас только есть.

Мендоса и Буттафуоко подняли фламандца, закутали его во все еще мокрый плащ и торопливо спустились в погреб вслед за прекрасной кастильянкой, тогда как дон Баррехо приблизился к двери и спросил злющим голосом:

– Кто там еще? Уже поздно, черт вас дери, а таверна «Эль Моро» не ночной притон.

– Дозор, – ответил повелительный голос.

– Что вам здесь надо в этот час? Я ведь закрыл вовремя.

– Откройте.

– Подождите, дайте мне хоть штаны надеть, а жене – юбку. Черт бы вас побрал! Уже в Панаме и поспать нельзя.

Панчита вернулась, неся очередную корзину, полную бутылок, покрытых благородной паутиной, и поставила ее на стойку.

Гасконец подождал еще немного, доставляя себе удовольствие при мысли о том, как сейчас достается мокнущим дозорным, потом наконец решился открыть дверь, спрятав предварительно свою огромную драгинассу. Едва дверь отворилась, показались трое мужчин. Это были полицейский офицер и двое алебардщиков из ночной стражи.

– Buena noche, caballeros , – сказал гасконец, принимая удар судьбы. – Я как раз собирался лечь в постель. Жуткая ночь, не правда ли?

– Вы один? – спросил офицер изумленно.

– Нет, господин офицер, я шептал всякие нежные словечки своей женушке. Она, знаете ли, кастильянка.

– А вы? – спросил офицер.

– Я-то с Пиренеев.

– Край контрабандистов.

– Сеньор, я всегда был честным человеком, а мой почтенный род уже триста лет продает вино в Испании и Америке, – обиделся гасконец.

Офицер повернулся к нему спиной и обменялся вполголоса несколькими словами с алебардщиками, потом снова оборотился к дону Баррехо, начинавшему выказывать недовольство этим неожиданным визитом, и сказал:

– Сегодня в эту таверну вошел один сеньор, но отсюда он не выходил.

– Из моей таверны!.. – выкрикнул гасконец, делая вид, что упал с неба. – Может быть, он закатился под какой-нибудь стол и мирно спит?.. Панчита, погляди-ка хорошенько, нет ли в углах пьяных.

– Я никого не видела, – ответила прекрасная кастильянка.

– И тем не менее этот сеньор отсюда не выходил, – настаивал офицер.

– Боже милосердный! – воскликнул дон Баррехо. – Да уж не убили ли его в комнатах наверху?

– Нет, муженек! Я только что спустилась сверху, после того как приготовила нам постель.

– Карай! – взорвался офицер. – Хорошенькое дельце!

– Да, хорошенькое дельце! – повторил дон Баррехо.

Офицер обменялся парой слов с алебардщиками, сопровождая разговор широкими жестами, потом уселся за стол и приказал:

– А ну-ка, трактирщик, принеси чего-нибудь выпить. Мы промокли до нитки, и было бы неплохо закончить вечер у хорошего очага. Потом мы продолжим разговор, потому что мне обязательно надо узнать, куда делся тот сеньор.

– Я уверен, что вы его где-нибудь найдете, сеньор офицер, если только он не был духом. Не спрятался же он без моего ведома внутри какой-нибудь бочки или бутылки… Ах, Панчиточка, мы хотим отведать бутылки из того ящика, что мой дядя прислал из Аликанте [82] Аликанте – в данном случае: испанская провинция, в которой производится одноименное виноградное вино. . Принеси-ка нам одну, я разопью ее вместе с дозорными.

– Да вот же их полная корзинка, – сказала кастильянка.

– Откупори одну, подружка моя, я предложу ее сеньору офицеру и его бравым солдатам.

Не каждый день случается выпить, не заплатив ни гроша, – особенно солдату, поэтому ночной дозор с большим удовольствием принял предложение хитрого гасконца.

Панчита принесла пять или шесть бутылок различного качества; кружки наполнялись и осушались несколько раз подряд, далекого дядю всё громче хвалили, не забывая и его племянника-трактирщика.

– Великолепный подарок от бедного дяди! – сказал гасконец. – Шестьдесят бутылок, одна лучше другой, составили этот дар – так дядя любит своего племянника. Пейте вволю, сеньоры, это вино мне ничего не стоило.

– Да мы и пьем, трактирщик, однако не забываем при этом того сеньора, что не вышел из вашей таверны.

– Вы полагаете, что я способен убивать людей, приходящих в мою таверну выпить вина? – с оттенком горечи спросил дон Баррехо.

– Я не считаю вас способным совершать столь ужасные преступления, – ответил офицер. – Однако я должен найти этого кабальеро.

– А!.. Это был дворянин?

– Я так думаю. Давайте теперь выслушаем трактирщика: кто сегодня приходил сюда выпить?

– Человек пятнадцать – двадцать, как европейцев, так и метисов. Для последних я держу превосходный мецкаль, который дам вам попробовать, если пожелаете.

– Оставим на время мецкаль. А не заметили ли вы среди посетителей высокого мужчину, одетого во все черное, с очень бледной кожей и белейшими, почти совершенно белыми, волосами?

Дон Баррехо принялся гладить свой лоб, закатил глаза к потолку, словно искал на почернелых балках какое-то вдохновение:

– Высокий… худой… с белыми волосами… весь в черном… конечно… должен существовать этот высокий сеньор… Он пил с двумя неизвестными.

– Значит, вы его видели? – спросил офицер.

– Я очень хорошо его помню, потому что сам обслуживал его. Он сидел в компании двух мужчин, пришедших чуть раньше него. До сегодняшнего дня я никогда не видел этих людей.

– Один из них средних лет, другой чуть постарше, с седеющей бородой?

– Точно, – ответил дон Баррехо. – Эта компания осушила немалое количество бутылок вот за тем столиком. Там и сейчас полно посуды. Потом, воспользовавшись моментом, когда ливень начал стихать, они ушли.

– Все вместе?

– Они держались друг за друга, потому что не очень прочно стояли на ногах. Черт возьми!.. В моей таверне пьют изысканные вина.

Офицер повернулся к одному из двух алебардщиков и сказал:

– Ты слышал, Хосе?

– Да, сеньор.

– Значит, когда тебя не было на посту.

– И все же, сеньор, клянусь вам, что я ни на шаг не удалялся от той подворотни, которая хорошо ли, плохо ли, но спасала меня от дождя.