Эмилио Сальгари - Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры

Потом он в три прыжка вернулся к столику, за которым сидели буканьер и бискаец, и спросил, опершись о стол обеими руками:

– Так зачем же вы приехали сюда после стольких лет разлуки? Как идут дела у графа ди Вентимильи? А что известно о маркизе де Монтелимар? Откуда вы появились? Сан-Доминго так далек от Панамы.

– Тише, – сказал Мендоса, показывая пальцем на пивших мецкаль метисов.

– Что такое? – спросил гасконец.

– Ты можешь попросить их уйти?

– Если они не уйдут по-хорошему, я вытолкаю их, – ответил грозный трактирщик. – За таверну плачу я, а не они, разрази их гром!..

Он подошел к столу, за которым мирно сидели выпивохи, и сказал, указывая трагическим жестом на дверь:

– Моей жене стало плохо, ей надо отдохнуть. Можете не платить, но уходите сейчас же. Выпитый мецкаль за мой счет.

Метисы переглянулись, несколько удивившись, потому что именно в этот момент грациозная кастильянка, вместо того чтобы лежать в постели, вышла из погреба, с трудом удерживая в своих крепких руках большущую корзину, полную запыленных бутылок.

Однако, обрадовавшись, что им не придется заплатить за выпивку ни пиастра, они поднялись, взяли свои старые, поношенные сомбреро [74] Сомбреро – широкополая шляпа жителей Латинской Америки. и ушли без каких-либо возражений, хотя снаружи не прекращался жуткий ливень.

– Женушка, – сказал дон Баррехо, – мне выпала высочайшая честь представить тебе сеньора Буттафуоко, настоящего французского дворянина, и вот эту старую шкуру, Мендосу, которого ты уже знаешь. Обними их покрепче, к ним я ревновать не буду.

Прекрасная трактирщица поставила корзину и поцеловала в обе щеки каждого из друзей мужа, что тех отнюдь не удивило.

– А теперь, женушка, закрой дверь и задвинь засов, – сказал трактирщик. – Сегодня мы больше никого не обслуживаем, потому что у нас семейный праздник.

– Хорошо, Пепито.

– Пепито!.. – воскликнул Мендоса. – Да ты стал петушком, попугаем, курочкой, бычком…

– Видишь ли, у моей жены есть одна странность, – ответил гасконец. – Когда она в хорошем настроении, то упорно зовет меня Пепито.

– Пи… пи… пи… – засмеялся Мендоса.

– То… то… то… – прибавил гасконец, вынимая из корзинки покрытую паутиной бутылку. – Теперь давайте выпьем, и вы мне расскажете, каким странным ветром вас занесло в Панаму. Уж конечно, тут не обошлось без графа ди Вентимильи.

– Разумеется, и даже…

Мендоса внезапно прервался; он встал и посмотрел в сторону двери.

– Пиявка, – обратился он к Буттафуоко. – Панчита, не закрывайте дверь. Мы ждем еще одного друга.

– Кого это? – спросил дон Баррехо.

– Мы и сами не знаем, но, судя по выговору, он или голландец, или фламандец.

– И что же он от вас хочет?

– С тех пор как мы прибыли в Панаму, этот таинственный человек прямо-таки прилип к нам. Куда бы мы ни пошли, он следует за нами; он платит даже за хорошее вино, и притом любезен, как никто в мире.

– Это еще ничего, не всегда ведь находятся любезные люди, – сказал трактирщик, наполняя бокалы. – Но только я хотел бы знать, почему он вас так упорно преследует.

– Мне не верится, что он шпион, – сказал Буттафуоко.

– И вы не нашли случая избавиться от этого сеньора? Ты же, Мендоса, всегда был скор на руку.

– Мне не удавалось встретить его одного вечером.

– Думаешь, он в конце концов явится?

– Конечно, приятель.

– Тогда посмотрим, сумеет ли он отсюда выбраться. Сегодня утром я получил бочку аликанте вместимостью десять гектолитров [75] Гектолитр – 100 л. ; она может вместить любого человека, даже самого большого.

– Что ты задумал? – спросил Мендоса.

– Утоплю его в бочке. Тогда и аликанте станет вкуснее.

Мендоса в этот самый момент наслаждался великолепным хересом трактирщика. С перекошенным лицом, он выплюнул все вино, находившееся у него во рту.

– Ах, сучий трактирщик!.. – закричал он, притворяясь, что его тошнит. – Он поит нас вином, настоянным на мертвецах!..

Дон Баррехо быстро скрылся, держась за живот, а бравый бискаец, воспользовавшись моментом, схватил бутылку и осушил ее в три глотка.

В это время перед дверью таверны снова появился таинственный незнакомец и остановился, чтобы заглянуть внутрь.

– Вот он, – сказал Буттафуоко. – Готовься к схватке, Мендоса.

– Что ж! Бочка-то полная, – рассмеялся в ответ бискаец. – Он великолепно сохранится в ней, но я – больше ни ногой в «Эль Моро»: боюсь, что дон Баррехо напоит меня этим аликанте. Вешать надо таких хозяев.

Прекрасная кастильянка, заметив, что неизвестный схватился за ручку входной двери, поспешила с любезным приглашением открыть ее:

– Входите, сеньор. В таверне «Эль Моро» подают отличное вино.

Незнакомец, с которого стекали струйки воды, вошел внутрь и приподнял фетровую шляпу с потрепанным пером:

– Тобрый фечер, госпота; я фсё утро искал фас.

Незнакомцу перевалило за тридцать; он был тощ, подобно гасконцу, отличался крайне бледным цветом лица, голубыми глазами и очень светлыми, почти белыми, волосами. Всем своим существом он вызывал неприязнь, хотя, возможно, был любезным человеком.

Мендоса и Буттафуоко ответили на приветствие, потом бискаец поспешил объясниться:

– Извините нас, сеньор. Вы не нашли нас в привычной гостинице, потому что дождь застал нас на улице и мы укрылись здесь, у любезнейшей хозяйки и почтеннейшего хозяина. К тому же и вино у них преотличное.

– Фы мне позфолите состафить фам компанию?

– С величайшим удовольствием, – согласился Буттафуоко.

Гость снял шляпу и плащ, вымокшие буквально до нитки, и взглядам присутствующих открылись длинная шпага и один из тех кинжалов, которые называются мизерикордиями.

Дон Баррехо принялся вышагивать возле стола туда-сюда, не сводя глаз с этой подозрительной личности. Очевидно, такое любопытство пришлось не по вкусу фламандцу, потому что он резко повернулся к гасконцу и слегка рассерженно спросил:

– Фам что-то от меня нужно?

– Ничего, сеньор, – с готовностью ответил дон Баррехо. – Покорно жду ваших распоряжений.

– У меня нет никаких распоряжений, поняли? Я буду пить с трузьями.

– Пейте на здоровье, кабальеро, – ответил гасконец и ушел за длиннющую стойку, где примостился возле Панчиты.

– Присаживайтесь, – пригласил незнакомца Мендоса и протянул ему наполненный до краев бокал. – Такого вина не выпьешь даже в Испании.

Таинственный незнакомец залпом осушил бокал и поцокал языком:

– Пфиффер! Никокта еще не пил такого прекрасного фина. Ах!..

– Ох!.. – вырвалось у Мендосы, когда снова наполнил бокал. – Пейте, пожалуйста, мастро [76] Мастро (ит.) – мастер. Пфиффер.

– Что такое Пфиффер? – спросил фламандец.