Эмилио Сальгари - Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры

– О бискайские бури!.. Я хозяин таверны; понимаете, я!

– Очень хорошо.

– А к тому же я гасконец!..

– А я родом с низовьев Луары.

Трактирщик сделал полный оборот вокруг собственной оси и, кажется, мигом успокоился, потому что заговорил уже более миролюбиво:

– Французский дворянин!.. Почему же вы сразу мне не сказали?

– Да потому, что вы не даете людям рта раскрыть!..

– Вы же знаете, что у гасконцев…

– Длинный язык и проворные руки. Об этом я знаю.

– Вот теперь я вижу, что вы и впрямь с низовьев Луары. Так чего вы желаете, сеньор мой?

– Бутылку самого лучшего вина. Херес, аликанте и порто меня не интересуют. Я выпью любого выдержанного вина, взращенного на любой географической широте, лишь бы оно было хорошим.

Трактирщик повернулся к жене, с улыбкой следившей за этой комичной сценой, и сказал с большой важностью:

– Ты поняла, как умеют пить граждане великой Франции? А ты меня все время упрекаешь, если я чуть-чуть переберу и наделаю шума в погребке. Мы ведь не испанцы. Принеси-ка сеньору бутылочку из самых старых запасов. Кажется, там еще осталось бордо. Оно доставит удовольствие моему соотечественнику.

– Да, Пепито.

– Эй, оставь своего Пепито. Я ведь гасконец, а не какой-нибудь севильский тореадор. Запомни это хорошенько, женщина!

Он взял письмо из рук жены и снова попытался прочесть его, постоянно бормоча: «Ко… ко… ме… ме… си… си…» Возможно, ему бы и удалось распознать какое-нибудь новое слово, но тут дверь таверны растворилась и впустила еще одного гостя. Как и на французе, на нем были широкий плащ, весь намокший, высокие сапоги из желтой кожи, на боку болталась шпага, а на голове красовалась шляпа с перьями, украшенная несколькими серебряными пуговицами.

Новому гостю могло быть под сорок. Во всяком случае в его усах виднелись в немалом количестве серебряные нити, а лицо покрывал плотный загар. Гость был среднего роста, крепкого телосложения, – казалось, он обладал недюжинной силой.

Как и французский кабальеро, он сел за отдельный столик и ударил по крышке с такой силой, что чуть не развалил его.

Услышав этот грохот, напоминавший разрыв бомбы, трактирщик подскочил и наградил свирепым взглядом наглеца, вознамерившегося ломать мебель, не спросив даже разрешения хозяина.

– Черт побери! – крикнул он, пошевелив свисающими усами. – Может быть, нынче у нас нашествие бешеных псов? Соотечественника я еще стерплю, но вот с этим мне придется посчитаться!..

Он приблизился к новому гостю и, окинув пришельца взглядом, спросил:

– Кто вы?

– Жаждущий, – ответил неизвестный.

– Вы понимаете, где находитесь?

– В таверне, как мне кажется, черт возьми!

– Но это не ваш дом, как мне кажется.

– Хватит болтать, трактирщик мессера Вельзевула. Неси-ка мне лучше выпить, а то я умираю от жажды, да к тому же очень спешу.

– А я нет.

– Эй, чертов трактирщик! – закричал неизвестный, обрушив на стол еще один удар. – Так ты принесешь мне бутылку или нет?

– Нет, – ответил хозяин.

– Хочешь, чтобы обрезали уши?

– Кому?

– Тебе, черт побери!

– A-а-а!.. Шутка!..

Пивший вино французский дворянин расхохотался, что еще больше возбудило разъяренного трактирщика.

– Черт бы вас побрал! – завопил он. – За кого вы меня принимаете? Вам известно, что я гасконец?

Второй посетитель пошевелил усами, оперся локтем о столик, расшатавшийся от двух могучих ударов, и поглядел на трактирщика, иронично усмехнувшись.

– Как смешны эти гасконцы! – проговорил он.

Дон Баррехо, владелец таверны «Эль Моро», мелкий гасконский дворянин, взорвался как бомба:

– О громы Пиренеев и молнии Бискайского залива!.. Дайте мне этого шута!.. А, ты захотел моего вина!.. Я волью его тебе в глотку из твоего собственного сапога!.. Карменсита!.. Шпагу мне…

Второй гость разразился хохотом еще более громким, чем первый кабальеро, что привело в ярость рассерженного трактирщика, ибо он, как истинный гасконец, не мог стерпеть, чтобы над ним смеялись.

– Значит, вы хотите, чтобы я вас прикончил? – вскипел он.

– Чем? Твоей шпажонкой? – спросил с издевкой веселый незнакомец, скидывая с себя плащ. – Дорогой мой, да на ней наросло с полдюйма ржавчины.

– И я оставлю ее в твоих потрохах, негодяй!..

– С годами ты становишься все смешнее, приятель.

– Да бросьте вы, черт побери! Убирайтесь или я убью вас, как бешеную собаку!.. Панчита!.. Неси мою драгинассу!

– Мне кажется, твоя жена не слишком торопится увидеть мою кровь, – сказал неизвестный, опираясь о стол и пристально вглядываясь в трактирщика.

Потом он обернулся к первому кабальеро, присутствовавшему при этой забавной сцене, которая тем не менее могла закончиться трагически, и спросил:

– А не кажется ли вам, сеньор, что это все тот же одержимый гасконец? Супружество его нисколько не успокоило.

Слова эти были произнесены тоном, несколько отличавшимся от первоначального. Дон Баррехо, поразившись интонации, которую он, казалось, уже когда-то слышал, недолго сомневался, а потом бросился к незнакомцу и сжал его в объятиях, приговаривая:

– Tonnerre! .. Мендоса!.. Крепкая рука сына Красного Корсара!..

– Так-то ты хотел узнать меня? – сказал бискаец, обнимая трактирщика с куда меньшим энтузиазмом.

– Да ведь шесть лет прошло, дорогой мой.

– Но ты все тот же. Еще немного, и ты вскрыл бы мне живот своей знаменитой драгинассой, а потом выцедил бы по капле мою кровь.

– Черт побери! Ты вывел меня из терпения!..

– Я проделал это, чтобы убедиться, осталось ли в нашем гасконце хоть что-то гасконское.

– Мошенник!.. Ты в этом сомневался? – вскрикнул дон Баррехо, возобновляя объятия. – А что ты здесь делаешь? Откуда прибыл? Каким добрым ветром занесло тебя в таверну «Эль Моро»?

– Не торопись, милый мой гасконец, – прервал его Мендоса.

Потом, указывая на французского кабальеро с низовьев Луары, который, улыбаясь в усы, наслаждался разыгрывавшейся перед ним сценой, баск спросил:

– А сеньора, что сидит вон за тем столом и пьет твое скверное вино, узнаешь?

– Скверное, ты сказал?

– Ладно, после разберемся.

Дон Баррехо, уставившись на кабальеро, то и дело тер лоб, словно хотел таким образом вызвать воспоминания о далеких днях. Внезапно он бросился с протянутыми руками к столику:

– Tonnerre! .. Сеньор Буттафуоко!

Знаменитый буканьер маркизы де Монтелимар, улыбаясь, поднялся и с жаром потряс протянутые руки:

– Постарел ты, что ли, дон Баррехо, старых друзей не узнаешь?

– Последствия женитьбы, – сказал Мендоса, трясясь от смеха.

Бравый гасконец даже не обратил внимания на эти слова. Он бросился к длиннющей стойке из красного дерева, крича во все горло:

– Панчита!.. Панчита!.. Выноси из погреба самые лучшие бутылки и оставь в покое шпагу. Она мне больше не нужна!..