Эмилио Сальгари - Сын Красного Корсара. Последние флибустьеры

– Чего же вы ждете?

– Удобного момента.

– Посмотрим, дам ли я вам возможность выбирать.

Во второй раз маркиз пошел в атаку, на этот раз с таким пылом, что ему мог бы позавидовать юноша, и снова попытался прорваться своей шпагой через заслон драгинассы. Но это были бесполезные усилия: сталь маркиза все время натыкалась на оружие противника, которое держала и в самом деле могучая рука.

– Вперед, гасконские выпады! – раздраженно закричал он. – Посмотрим, чего они стоят!..

Он атаковал с непроходящей яростью, решившись, как казалось со стороны, погибнуть сам или убить противника.

Клинки опять скрестились, сверкнув в лунных лучах, а потом гасконец, который до этого момента ограничивался только отражением ударов, чтобы лучше проникнуть в тактику противника, пошел в свою очередь в атаку и, внезапно остановившись, нанес маркизу укол из прим-позиции [132] Прим-позиция – первая позиция в фехтовании. , достав его кончиком клинка.

Монтелимар подался назад, прижав руку к груди.

– Сеньор маркиз, – сказал дон Баррехо, – вы ранены, как мне кажется.

– Ба!.. Простая царапина, за которую вы мне дорого заплатите.

– Хотите передохнуть?

– Человек из рода Монтелимар не может принять подобного великодушия с вашей стороны.

– Сеньор, у меня тоже есть родовой герб.

– Который вы замарали грязью, спутавшись с флибустьерами. Если таковы дворянчики из Гаскони, примите мои комплименты.

Дон Баррехо сильно побледнел; его глаза встретились с глазами маркиза.

Мендоса и де Гюсак не произнесли ни слова, ожидая со страхом решающей стычки. Индеец, как обычно, был невозмутим.

На этот раз гасконец, вопреки своей привычке, яростно атаковал маркиза, нанеся три или четыре укола, один за другим, и вынудил противника отступить.

– Пора кончать!.. – дико закричал дон Баррехо.

Не в силах справиться с бешенством этих атак, маркиз продолжал отступать, хотя всего в нескольких шагах позади него шумела река. Казалось, он не осознает, что за плечами у него появился другой противник.

Дон Баррехо продолжал наседать. Время от времени от двух сшибающихся с огромной силой клинков летели искры. Гасконец был знаменитым фехтовальщиком, но и маркиз мог нагнать страху клинком. Он отступал, но успевал парировать с молниеносной быстротой выпады своего соперника.

И вдруг он исступленно закричал. Его левая нога оказалась в воде. В каком-то яростном усилии маркиз попытался вернуться на сушу, когда страшной силы укол пронзил ему сердце.

Гасконец сделал свое дело.

Несколько секунд маркиз стоял неподвижно с вытаращенными глазами и побагровевшим лицом, а потом исчез под водой.

– Убит!.. – закричали Мендоса и де Гюсак, подбегая к своему товарищу.

– Мы больше никогда не увидим этого Монтелимара, – взволнованно ответил дон Баррехо.

Трупом овладело течение. Оно перевернуло его раза два-три, потом водоворот поглотил несчастного кабальеро. И в этот самый момент луна пригасила свой блеск, словно она надела траур по страшному старику.

Трое приятелей долго оставались на берегу реки, надеясь, что труп вынесет на поверхность и выбросит на песчаный берег, где его можно будет похоронить и тем самым спасти от обжор-кайманов, весьма многочисленных на Маддалене.

– Дьявол исчез, – сказал де Гюсак.

Ни дон Баррехо, ни Мендоса не ответили. Эти двое сильных мужчин, не знавших страха в огне десятков сражений, казались подавленными.

Тем временем индеец столкнул в воду лодку маркиза и сказал:

– Белые люди, надо ехать. Я слышу шум водопадов. Завтра утром, а может быть, и раньше, мы до них доберемся.

Приятели, не сказав ни слова, заняли свои места в каноэ. Индеец взял весла и уверенно правил лодкой, ведь почти все краснокожие заслуженно слывут непревзойденными гребцами.

Лодка не прошла и двухсот метров, следуя фарватеру все еще вздувшейся реки, как находящиеся в ней люди заметили над ее вновь ставшей светлой поверхностью стаю черных птиц.

– Урубу, – сказал де Гюсак. – Они унюхали запах тела маркиза.

И почти в тот же момент, в нескольких шагах от них, водоворот вынес на поверхность труп кабальеро, быстро крутившийся в водяной воронке.

– Ну, не демоном ли был этот человек!.. – крикнул дон Баррехо, вытаскивая драгинассу из ножен. – Надо отрубить ему голову!..

Труп снова исчез, а урубу, обманувшиеся в своих надеждах, с шумом взлетели вверх.

На следующий день, еще до восхода солнца, лодка остановилась у берега, на котором горели многочисленные костры. Водопады Маддалены были всего в нескольких сотнях шагов; столбы воды, на которые и смотреть-то было страшно, низвергались с таким шумом, что он мог испугать даже очень смелого человека.

Там, на берегу, собрались флибустьеры, возглавляемые Буттафуоко и Равено де Люсаном; все были заняты сооружением из веток и тростника больших корзин.

Напрасно флибустьеры пытались обойти водопады берегом. Страшные скалы и бездонные пропасти остановили их буквально в нескольких шагах от Дарьена.

Можно себе представить, какой горячий прием ожидал трех храбрецов, отсутствовавших так долго. И самой большой наградой для них было пожатие руки графини ди Вентимильи, находившейся тут же, в лагере.

– Теперь мы свободны, – рассказывал дон Баррехо Равено и Буттафуоко, – так как маркиз погиб, а мы привели с собой подданного покойного кацика. Теперь уже никто не сможет задержать нас в пути, и нам не следует медлить со вступлением в Дарьен.

– Как только нам удастся преодолеть водопад, мы не станем терять ни одного дня, ни одной минуты, – ответил вождь флибустьеров. – Но я не мог даже подумать, что перед нами возникнет такое трудное препятствие.

– Но вы надеетесь его одолеть?

– Да, надеемся справиться с ним при помощи изобретенных мною корзин. Спуск, однако, будет не из легких, и я могу предвидеть, что многие из моих людей предпочли бы скорее умереть, чем подвергать себя такому кошмарному испытанию.

– Если хотите, первыми пройдем испытание я и Мендоса. Мы отлично плаваем, а кроме того, умеем с честью выходить из любых, даже самых гибельных ситуаций.

– Да уж! Чего стоит только тот факт, что вы таки сумели добраться сюда после стольких приключений, – ответил Равено. – Мы уже считали вас погибшими.

– Нас!..

– Повешенными маркизом де Монтелимаром.

– Между тем, сеньор Равено, маркизу пришлось сводить счеты с моей драгинассой на рыцарской дуэли, как это принято у меня на родине. Если судьба была против него, мне нечего добавить.

– Гасконцы всегда верны себе, в каком бы уголке света планеты они ни находились, – сказал Буттафуоко. – Впрочем, этот Монтелимар доставил нам слишком много беспокойства. Мир его праху.