Патрик О'Брайан - Коммандер

— Как тебя зовут? — спросил Джек.

— Якруцкий, сэр. Пожалуйста, спасибо вам, — отозвался поляк.

— Смотри в оба, Якруцкий, — произнес Джек и легко полез на стень-ванты.

У топа стеньги он остановился, просунул руку за брам-ванты и удобно устроился на краспицах. В юности он много часов проводил там в виде наказания. Когда Джек впервые научился залезать на мачту, то был настолько мал, что мог запросто сидеть на средней краспице, болтая ногами, и, обхватив обеими руками заднюю стеньгу, засыпать, надёжно закрепившись и невзирая на дикую качку своего гнёздышка. Как же ему спалось в те дни! Он всегда хотел спать или есть, или то и другое одновременно. И какой опасной ему казалось высота. На старом «Тезее» он был, конечно, выше, гораздо выше — где-то футов сто пятьдесят, и как же это место качалось в небе! Как-то его больного послали на «Тезее» наверх, и он выплеснул свой обед прямо в воздух так, что никогда такого больше не видел. И все равно это была уютная высота. Восемьдесят семь футов минус глубина интрюма — скажем, семьдесят пять. Это давало ему видимость на десять или одиннадцать миль до горизонта. Он посмотрел в наветренную сторону: море на всём протяжении было совершенно пустым. Ни единого паруса, ни малейшего разрыва на тугой линии горизонта. Внезапно брамсель над ним окрасился в золотистый цвет; затем в двух румбах слева по носу зажглась светящаяся полоса и появился край ослепительного солнечного диска. Довольно долго солнцем был освещен один только Джек, затем свет добрался до марселя, потом коснулся фалового угла косого грота, после чего достиг палубы, затопив её светом от форштевня до кормы. Слезы заливали глаза, мешая видеть, переливались, текли вниз по щекам и падали вниз, две, четыре, шесть, восемь слезинок унесло под ветер теплым золотистым воздухом.

Нагнувшись, чтобы ему не мешал брамсель, он разглядывал своих подопечных торговцев: два пинка, две шнявы, балтийский кэт, а остальные — баркалоны. Все на месте, а на замыкающем судне начали ставить паруса. Солнце уже поило живительным теплом, и по его телу разлилась ласковая нега.

— Так не пойдет, — произнес он: внизу его ожидало множество дел. Джек высморкался и, продолжая разглядывать гружёный деревом кэт, схватился за наветренный бакштаг. Рука машинально обвила бакштаг, практически не задумываясь, как будто это была ручка двери его каюты, и он плавно соскользнул на палубу, думая при этом: «По одному салаге в каждый орудийный расчет, возможно, будет, очень даже неплохо».

Четыре склянки. Моуэтт швырнул лаг, подождал, когда красная бирка окажется за кормой, и скомандовал: «Переворачивай». «Стоп!» — заорал рулевой старшина двадцать восемь секунд спустя, держа небольшие песочные часы на уровне глаз.

Моуэтт зажал лаглинь практически у третьего узла, резким рывком линя выдернул колышек из лага и направился к вахтенной доске, чтобы записать мелом: «три узла». Рулевой старшина кинулся к большим песочным часам, перевернул их и решительным голосом позвал: «Джордж!» Морской пехотинец шагнул вперед и от души пробил четыре склянки. Секунду спустя разверзся ад: во всяком случае, так показалось проснувшемуся Стивену Мэтьюрину, который первый раз в своей жизни услышал жуткие вопли, странные интервалы сигналов дудок боцмана и его помощников, без устали высвистывающих команду «Гамаки наверх!» Он слышал топот ног и чей-то грозный, потусторонний голос: «Всем, всем на палубу! Вылазь или падай [30] Моряку предлагается выбор — или он сам вылезет из гамака, или гамак срежут ножом. ! Вылазь или падай! Вставать и койки вязать! Встаём и улыбаемся! Ногу покажи! [31] Так как женщины, попадавшие на борт, будь то шлюхи, законные жёны или любовницы, жили вместе со своими моряками в их же гамаках, то самый простой способ для боцмана определить, кто спит в гамаке, моряк или женщина — это высунутая из гамака нога. Если она была женская, то боцман проходил мимо, если мужская — то резал штерт, на котором висел гамак. Вылазь или падай! Вот и я с острым ножом и чистой совестью!» Стивен услышал три глухих удара, это уронили трёх заспанных салаг. Он услышал брань, смех, удар линька по телу, когда помощник боцмана принялся потчевать им замешкавшихся. Затем снова послышался еще более громкий топот: пять или шесть десятков матросов кинулись по трапам вверх со своими гамаками, чтобы уложить их в сетки.

На палубе фор-марсовые принялись орудовать вязовой помпой, а баковые мыли полубак накачанной ими свежей забортной водой. Грот-марсовые мыли правый борт квартердека, а квартердечные драили всё остальное, орудуя пемзой, до тех пор, пока вода не стала похожей на разбавленное молоко из смеси мелких частиц древесины и конопатки. Юнги и вневахтенные [32] Название на английских военных судах лиц, не расписанных на вахты, как-то: юнг, вестовых, писарей, плотников и пр.; они однако ж выходят на работу, когда вызывают всю команду наверх. — те, кто работал целый день, — кетенс-помпами откачивали воду, собравшуюся ночью в льяле, а команда констапеля обхаживала четырнадцать четырехфунтовых пушек. Но больше всего доктора завораживал топот множества ног.

«Неужели что-то стряслось? — удивился Стивен, быстро вылезая из своей подвесной койки. — Сражение? Пожар? Опасная течь? Неужели они так сильно заняты, что не предупредили меня — забыли, что я тут?» Он как мог быстро надел панталоны и, резко вскочив, так сильно ударился головой о бимс, что отшатнулся и уселся на рундук, схватившись за него обеими руками.

Какой-то голос что-то говорил ему.

— Что вы сказали? — спросил он, пытаясь что-нибудь рассмотреть сквозь туман боли.

— Я сказал: «Вы не расшибли себе голову, сэр?»

— Да, — отозвался Стивен, разглядывая свои руки. К его удивлению, они не были покрыты кровью. На них не было ни пятнышка.

— Это всё старые бимсы, сэр, — прозвучал необычно размеренный, назидательный голос, каким на море разговаривают с сухопутными крысами, а на суше — с недоумками. — Надо быть с ними поосторожней, ведь — они — очень — низкие. Откровенно недружелюбный взгляд Стивена напомнил вестовому причину его визита: — Не угодно ли вам будет отбивную или парочку на завтрак, сэр? Добротный бифштекс? В Маоне мы закололи бычка, так что у нас есть несколько превосходных стейков.

— Вы уже на ногах, доктор! — воскликнул Джек. — Доброго вам утра. Надеюсь, вы поспали?

— Отлично выспался, благодарю вас. Эти подвесные койки превосходное изобретение, честное слово.

— Что бы вы хотели на завтрак? На палубе до меня из констапельской донесся запах бекона, приятнее которого я в жизни не нюхал — никаким аравийским благовониям [33] Отсылка к Леди Макбет Шекспира "All the perfumes of Araby will not sweeten this little hand". не потягаться с ним! Что вы скажете насчёт бекона и яиц, а вдобавок — бифштекса после них? И кофе?