Бернард Корнуэлл - Безумен род людской

— Садись, — де Валль указал на стул у стола.

Я сел, де Валль занял место напротив. За спиной у меня была открытая галерея, зимний свет падал на его лицо. Он уставился на меня, по-прежнему с неприязнью.

— Значит, драться ты умеешь, — сказал он.

— Сценические поединки, — пренебрежительно ответил я, — где мы пытаемся не ранить и не причинять боль.

— Граф Лечлейд, мой господин, — сказал он, игнорируя мои слова, — желает иметь труппу актёров. Я не разделяю его желаний, но ему не откажешь. Актёры, как ты только что мне показал, полны притворства. — Он прервался, наливая себе бокал красного вина. — Моя задача — найти его сиятельству актёров, которые будут заниматься притворством в театре мистера Лэнгли.

— В «Лебеде», — вставил Фрэнсис Лэнгли.

— Так его назвали, — сказал де Валль, — потому что эмблема его сиятельства — лебедь. — Он коснулся эмблемы на своём плече. — Но мы пока никому не сообщаем это название. Объявим его, когда анонсируем первую пьесу. — Он посмотрел на Фрэнсиса Лэнгли с явным неодобрением, а потом снова перевел взгляд на меня. — Вы бы хотели играть в «Лебеде», господин Шекспир?

— Да, сэр, — сказал я, хотя не намеревался отвечать именно так.

— Как ты сейчас зарабатываешь? — спросил он.

— Сэр, это зависит от того, занят ли я в пьесе и открыт ли театр. В плохую погоду мы не работаем. А сейчас зима, сэр, поэтому несколько недель мы вообще не даём представлений.

— Мне не нужны пространные рассуждения, — рявкнул он. — Сколько ты сейчас зарабатываешь?

— В плохую неделю, сэр? Ничего. В хорошую неделю? Три-четыре шиллинга. В основном только один-два шиллинга.

— Жалкие гроши. Мы будем платить актёрам его сиятельства гораздо больше, верно, мистер Лэнгли?

— Как скажете, сэр, — ответил тот.

Он выглядел встревоженным, и у меня было ощущение, что стоимость строительства театра «Лебедь» превысила изначальную, основанную на обещаниях графа Лечлейда. Его сиятельство славился тем, что не выплачивал долги или задерживал платежи на месяцы и даже годы. Несомненно, его сиятельство ожидал ещё больше поддельного мрамора, ещё больше разукрашенных обнаженных дам и щедрого количества сусального золота, а Фрэнсис Лэнгли предоставлял это за свой счет и молился, чтобы ему возместили расходы.

— Мы будем хорошо платить, — сказал де Валль. Его голубые глаза презрительно и недружелюбно остановились на мне. — Но должен признаться, актёров нетрудно найти. Пни в Лондоне любой камень, и выскочит актёр. — Он замолчал, словно ожидая моего возмущения, но я выдержал его взгляд и ничего не ответил. — Ты симпатичный, как сказала Бекки, — неохотно продолжил он, — а уж она-то видела достаточно мужчин, чтобы судить.

— Он симпатичный парень, — вставил Фрэнсис Лэнгли.

Де Валль не отреагировал.

— Ты умеешь танцевать?

— Да, — ответил я.

Он сомневался, возможно, раздраженный тем, что я не назвал его «сэром».

— Так мы рассматриваем его или нет, мистер Лэнгли?

— Да, сэр. Он хорош! Публике он нравится.

— Но какой прок от актёров? — спросил де Валль. — Какой прок от театра?

Вопросы повисли в воздухе. Огонь потрескивал в очаге, посыпались искры, когда упало полено.

— Театр бесполезен, — презрительно продолжил де Валль, — а актёры — трата денег, если нет пьесы. У нас есть театр, и мы можем найти актёров, но где тот, кто напишет пьесы?

Фрэнсис Лэнгли переминался с ноги на ногу.

— Я говорил с преподобным...

— Не говори мне о Венейблсе! Кто играет его пьесы?

— Люди лорда-камергера, — сказал Ленгли, — ну, одну.

— «Эстер и Ксеркс», — сообщил я.

— И что? — спросил де Валль.

— Полная ерунда, — ответил я.

При этом он искренне улыбнулся.

— Нам не нужно ерунды! Нам нужны пьесы!

— Том Нэши согласился что-нибудь написать, — слабо возразил Фрэнсис Лэнгли.

— Ты видел эту пьесу?

— Ну, думаю, он ещё не начал. Сказал, что скоро начнёт. А Бен Джонсон, вы не встречали его, сэр, но Бен сказал, что хотел бы что-нибудь придумать... — его голос затих.

— Бен пишет для «Розы», — заметил я.

— И потребовал двадцать пять фунтов за пьесу, — проворчал де Валль.

— Да, сэр, — подтвердил Лэнгли.

— Его сиятельство — не дойная корова, — сердито бросил де Валль.

Ясно, что у «Лебедя» есть сцена и, несомненно, есть актёры, но нет пьес. Де Валль потоптался и подошёл к перилам балкона, откуда пристально уставился на сцену внизу.

— Когда построят театр, Лэнгли?

— В конце января, сэр. Если будут деньги.

Последнюю фразу он произнёс с отчаянием.

Де Валль проигнорировал отчаянный тон.

— Так значит, мы сможем поставить пьесу в конце января?

— При хорошей погоде, сэр, да.

— Но у нас нет пьесы! — Де Валль посмотрел на Лэнгли беспощадным взглядом. — У нас нет пьесы!

— Будет, сэр. — Голос Лэнгли звучал неубедительно. — И мы всегда можем сыграть «Семь смертных грехов», народу нравится.

— Ради бога, это же старье! Уже всем надоело! Его сиятельство не для того расходует средства, чтобы ты выперднул какую-то древнюю чушь, которую уже видела половина Лондона. Ты бы открыл новый публичный дом со старыми сифилитичками, которые ходят под себя на изъеденных молью матрасах?

— Нет, сэр.

— Клиенты хотят новых шлюх. Свежее мясо. Не надкусанные пироги вроде Бекки.

— Спасибо, — произнесла Бекки.

Де Валль не обратил на неё внимания и вернулся к осмотру театра.

— Когда свадьба? — вдруг поинтересовался он.

— Сэр? — озадаченно спросил Лэнгли.

— Я не тебя спрашиваю.

Де Валль по-прежнему стоял к нам спиной.

— Свадьба? — неуверенно переспросил я.

— Внучка лорда-камергера выходит замуж за Томаса Беркли, — угрожающе произнес де Валль. — Когда?

— В феврале, сэр, — ответил я.

— В феврале, — повторил де Валль, — а при дворе много говорят об этой свадьбе. Лорд-камергер с женой даже хвастались пьесой, которую будут на ней играть. Комедию, говорила её милость. Прекрасно написана, сказала она. Ты её видел?

Я колебался.

— Частично, — наконец признался я.

Я не сказал, что утром прослушал большую часть пьесы.

— Как она называется?

— Мой брат пока размышляет над названием, сэр, — солгал я.

— Размышляет?

Де Валль повернулся и направился к дальней стороне стола. Он сел, нащупал кошелек на поясе и высыпал на стол горсть золотых монет. Меня притягивал этот блеск, Бекки уставилась на стол, Лэнгли смотрел с жадностью.

— Принеси мне эту пьесу, — вкрадчиво произнес де Валль.

Я поднял голову и встретился с его взглядом.

— Сэр?

— Принеси... мне... эту... пьесу, — повторил он, выдерживая паузу между каждым словом.

Я ничего не ответил. Меня охватили тревога, страх, предчувствие опасности.

— Пьеса хорошая, Ричард? — беспокойно спросил Фрэнсис Лэнгли.