Виктор Лаптухин - Русский Бокондо

— Ну ты, Том, совсем расхвастался! — сказал вошедший Якоб. На этот раз на нем были котелок, модный пиджак и полосатые брюки. Точно такие же, какие носили клиенты многочисленных контор, расположенных вблизи Биржевой площади: — Здравствуй, Питер. Пусть он тебе теперь и про Сесиля Родса расскажет.

— Да, теперь мы очень близко знакомы. Когда с Кимберли сняли осаду, я первым взял интервью у такого всемирно известного человека, — чуть прищурился Том.

— Где сейчас эта сволочь? После этой осады он мечется как загнанный зверь, уже успел побывать в Англии, Италии, Египте… — Якоб перехватил настороженный взгляд Николая и добавил: — Не беспокойся, в этом крыле дома на обоих этажах нет чужих. А на слова Тома не обращай внимания, у него такая работа — говорит одно, а делает другое.

— Сейчас Родс опять в Англии, болеет и консультируется с врачами.

— Очень хорошо, пусть лечится, но глаз с него не спускай. Теперь о твоем деле, Питер. Надо сменить работу. Оккупационные власти начинают проверку населения, всех подозрительных ожидает высылка в специальные лагеря. Если не возражаешь, то поработаешь у Тома в газете.

— Но я же совершенно не знаком с журналистикой.

— Не беспокойся, приставим тебя к печатной машине, будешь ручку вертеть, детали всякие смазывать, — сказал Том. — Наш полковник конфисковал типографию одной из городских газет и приказал набрать новый штат из проверенных людей. Все наше печатное оборудование следовало в эшелоне, который вот его молодцы пустили под откос. Сам я только случайно там не оказался.

— Извини, ошибка вышла, — вздохнул Якоб. — Ребята погорячились, хотели состав с артиллерией взорвать, да заряд раньше времени сработал. Кстати, Питер, пришлю к тебе их, проконсультируй немного, а то еще что-нибудь натворят.

— Не пора ли кончать все это, Якоб?

— Ты о чем это?

— О войне, — тихо ответил Том. Его голос звучал печально, а глаза смотрели холодно и жестоко. — Нам ее уже не выиграть и никто не придет на помощь. Ты должен знать, что при участии голландских дипломатов президент Крюгер и некоторые его советники уже изучали возможность заключения мира.

— Даже так?

— Да, даже так. Ты сам знаешь, какие силы собрала Англия. Видел, сколько ее солдат было в Йоханнесбурге. А сколько их на других участках фронта? Да, мы еще можем сражаться, но победы не будет. Будут только новые жертвы.

— Ты хочешь сказать, что война была ошибкой и нам следовало просто стать на колени и целовать руки Родсу и его хозяевам в Лондоне?

— Нет, мы поступили правильно и дали отпор. Теперь Англия будет считаться с нами. Но запомни, наша трагедия — это трагедия каждого маленького народа, земля которого, по воле Господа, богата дарами природы и который живет рядом с более многочисленным и сильных соседом. Угроза поглощения всегда существует, поэтому надо находить компромисс. Что будет, если нас перебьют? Кому достанется эта земля? Англичане в Африке жить не собираются, у них своей земли хватает на всех материках. Значит — кафрам?

Том остановился, вздрагивающими пальцами взялся за коробок спичек. Чиркал и ломал их одну за одной, пытаясь разжечь погасшую трубку. Якоб молчал, упершись невидящим взглядом в стену. Николай сидел, затаив дыхание, понимал, что стал свидетелем разговора, о котором, если хочешь остаться в живых, надо до поры до времени просто забыть.

Трубка раскурилась и, сделав глубокую затяжку, Том продолжил:

— Сейчас в Лондоне готовится первая Панафриканская конференция, на ней соберутся представители всех стран, где живут чернокожие. Обязательно будут делегаты и от наших кафров. Знаешь, чего они хотят? Свободы и независимости от гнета опекунов. Вот как они нас называют. Как, приятно звучит? Ну а эти смирные торгаши-индийцы? Они тоже не хотят остаться в стороне, требуют политического представительства и права владения землей. У них уже и пророк объявился — простой санитар Махатма Ганди. Такие речи ведет, что от них английские власти бросает в дрожь. Полиция установила за ним слежку. Ты, Якоб, понимаешь, что будет здесь с нами, если мы не сможем договориться с англичанами и они станут союзниками этих чернокожих и цветных.

— Ну, здесь в Джоуберге, когда надо было навести порядок, мы с ними нашли общий язык, — отозвался Якоб. — Может быть, ты, Том, и прав. Обстоятельства меняются. Конечно, политики должны все заранее обдумать и предусмотреть, но сейчас тысячи наших земляков продолжают сражаться и умирать. Для них война еще не кончилась.

До окончания войны было еще далеко. Однако сейчас она приняла новую форму — исчезли фронт и тыл, отряды грозных «коммандос» действовали повсюду. Против них мало помогали цепи блокгаузов и укрепленных постов на окраинах селений и вдоль дорог. В завоеванной стране британские войска не чувствовали себя победителями. Газеты писали о «напрасных потерях», «упадке боевого духа» и даже о «растерянности» среди солдат, заброшенных в далекую Африку.

Однако английское командование вскоре нашло новый способ борьбы. Конные отряды партизан были подвижны и неуловимы, но в седельных сумках много не увезешь. Рано или поздно «коммандос» возвращались к своим, жившим на фермах, семьям — надо было поесть и поспать, сменить лошадей, укрыть больных и раненых. После роспуска прежних коммандо остались многочисленные лагеря, где в фургонах и повозках собрались тысячи женщин, стариков и детей, которые в военное время просто не имели возможности вернуться в свои дома. Именно все они вскоре стали объектом действий английских войск, которые теперь возглавил новый главнокомандующий лорд Китченер. В прошлых колониальных войнах он прославился не столько своею доблестью на поле боя, сколько умением быстро и беспощадно наводить порядок на завоеванной территории. Ему предстояло «умиротворить» Оранжевую Республику и Трансвааль.

В первые дни солдаты забирали у мирного населения часть продовольствия и угоняли скот. Но вскоре выяснилось, что семьи готовы отдать последнее, чтобы накормить своих мужчин, дают им приют да еще сообщают о приближении английских патрулей. В ответ стала применяться тактика «выжженной земли». Отдельные фермы, а то и целые поселки сжигались дотла, весь скот и домашняя птица истреблялись, а жители насильно увозились. За короткое время в обеих бурских республиках было разрушено более 30 тысяч ферм, уничтожено от 50 до 75 процентов скота. Свыше ста тысяч мирных жителей, главным образом женщин и детей, оказалось за колючей проволокой концентрационных лагерей.

Эти лагеря стали изобретением и любимым детищем лорда Китченера. Он объявил их наиболее дешевым способом борьбы с партизанами и приказал создавать повсеместно.