Эрнест Ролле - Разбойник Кадрус

Фуше, желавший расспросить молодую женщину, также подъехал к ней.

– Этот черт Кадрус по-прежнему беспокоит вашу светлость, – сказал Фоконьяк. – Этот негодяй никак не хочет попасться вам в руки.

– Однако он должен решиться на это, – ответил Фуше, принужденно смеясь. – Его величество хочет покончить с этим негодяем. Его голова будет оценена в…

– Да-да, – перебил его маркиз. – Надежда на большую награду… я понимаю это. Но голову эту надо знать. А известно ли, молод или стар атаман Кротов? Говоря откровенно, господин министр, я не нахожу этот способ хорошим.

– Это мы увидим…

– Есть и другие средства, – продолжал Фоконьяк. – Мышеловки и тому подобное. Но как расставить засаду такой хитрой лисице?

Фуше не отвечал. Фоконьяк продолжал как бы сам с собой, но так громко, что его могли слышать:

– Если не предложить более новых способов, то вряд ли я получу полковничьи эполеты, которые должны быть наградой за поимку Кадруса. Что вы думаете об этом, кавалер? – обратился он к Жоржу.

– Я думаю, что с атаманом Кротов нельзя действовать как с человеком обыкновенным.

– Вы правы, – сказала герцогиня. – Этот Кадрус человек недюжинный!

– Почему вы не попросили его открыться вам, герцогиня? Он, может быть, согласился бы.

– Полноте, – сказал Фоконьяк.

– Это нелепость! – закричали все.

– Неужели вы считаете его таким сумасшедшим?

– Таким дураком?

Министр полиции ничего не ответил; он, по-видимому, размышлял.

– Я все-таки утверждаю, что Кадрус – человек необыкновенный, – продолжал Жорж, – и с ним следует действовать оригинально. Я думаю, что если бы герцогиня попросила его открыться ей, он сделал бы это.

– Любезный кавалер, – сказал Фоконьяк, – я спрашиваю себя, не лишились ли вы рассудка. Я прозакладывал бы тысячу луидоров, – лукаво прибавил гасконец, – что если бы он и узнал о желании герцогини, то не удовлетворил бы его. Хотите половину в моем пари? – обернулся он к Фуше. – Я держу тысячу ливров, что этот разбойник никому не откроется.

– Я держу пари, – ответил Жорж, весело ударив по руке маркиза де Фоконьяка. – Тысяча луидоров, что негодяй этот осмелится, с условием что герцогиня громко и несколько раз выразит желание и что каждый из нас разгласит эту фантазию. Молодчик этот должен узнать, чего от него хотят. Но прежде всего я спрошу позволения герцогини де Бланжини.

– Согласна! – сказала она.

– Вы участвуете в пари? – спросил Фоконьяк у Фуше.

Глаза всех обратились на министра полиции, который только сказал:

– Я согласен, маркиз, и очень боюсь, что кавалер де Каза-Веккиа проиграет свое золото…

– А я этого не думаю! – с живостью сказала герцогиня де Бланжини. – Если бы вы видели, так же как я, атамана Кротов, если бы вы могли рассмотреть его изящное обращение и – не во гнев будь сказано вашей светлости – если бы знали, с каким презрением он говорит о полиции, вы почувствовали бы, что человек этот отважится пробраться даже к самому министру. Я отдала бы многое, чтобы кавалер выиграл.

Разумеется, все женщины взяли сторону герцогини, и каждая желала про себя, чтобы ей посчастливилось самой увидеть Кадруса.

Когда доехали до того места, где случилось накануне страшное происшествие, герцогиня стала рассказывать все с малейшими подробностями. Фуше слушал ее с лукавым вниманием. Но как он ни перетолковывал малейшие фразы герцогини, как ни прислушивался к звуку ее голоса, он удостоверился только в том, что уже знал.

Герцогиня, едва оправившаяся от волнения прошлого вечера, выразила желание вернуться в свой замок. Общество разъехалось. На обратном пути Фуше вдруг сказал Жоржу и Фоконьяку:

– Я очень вам благодарен, господа, за вашу светлую мысль.

– Вы очень добры, ваша светлость, – ответил Фоконьяк, а сам между тем думал: «Какая это светлая мысль, черт побери?»

– Нет, право, – ответил министр, – я искренно думаю, что это единственный способ.

– Я в этом убежден, – ответил гасконец, поклонившись и поглаживая рукоятку своего ножа.

Кадрус не говорил ни слова. Он наблюдал.

– Да, – продолжал Фуше, – атаман Кротов человек необыкновенный… Разбойник-рыцарь. Оригинальность должна быть его слабой стороной. Очевидно, это роль, которую он начертал себе. Впрочем, людей его натуры всегда губит необузданное самолюбие. Если Кадрус узнает ваше пари, господа, при его отваге он способен показаться.

– Именно это и думали я и мой благородный друг, – ответил маркиз с невозмутимой самоуверенностью.

– Повторяю, способ этот очень ловок, – сказал министр. – Подав мне эту мысль, вы сделали большой шаг к полковничьему чину – цели вашего благородного честолюбия. Его величество сумеет вознаградить тех, кто поймает этого опасного разбойника и уничтожит его шайку. Если Кадрус ответит на сделанный ему вызов, он погиб: его лицо, рост, лета сделаются известны. Этого будет достаточно для сыщиков полиции, чтобы отыскать его след, как бы ни таинственно было его убежище.

В эту минуту всадники доехали до ворот парка Фонтенбло. Тут министр расстался с Фоконьяком и Жоржем, которые сказали ему:

– Будьте так добры, напомните о нас его величеству, если нам посчастливится захватить Кадруса.

Через несколько минут, когда министр скрылся из вида, Фоконьяк вскричал:

– Хорош он со своими полицейскими сыщиками! Неужели ты действительно намерен сделать визит герцогине? – обратился он к Жоржу.

– Увидим! – резко ответил молодой человек.

А Фуше, проезжая по аллеям парка, думал: «Решительно, я должен назначить других агентов для надзора за поступками этого Фоконьяка и Каза-Веккиа».

Сомнение начало закрадываться в голову этого хитреца.

Герцогиня лежала ночью в спальне своего замка. Она велела приподнять занавесь и смотрела на окрестности, освещенные лучами луны. Она задула свечу из розового воска, приятный свет луны освещал ее кровать. Правой рукой она поддерживала свою прекрасную головку, окаймленную черными волосами, которые длинными косами спускались на кисейный пеньюар. Левая рука свисала.

Герцогиня мечтала о Кадрусе. Ее большие глаза сверкали лихорадочным блеском. Она была взволнована. Время от времени она шептала фразы, странные в устах такой гордой женщины:

– Какой необыкновенный человек! Это характер замечательный… Ах, если бы подобный тип, вместо того чтобы предаться злу…

Затерявшись в своих собственных мыслях, молодая женщина закрыла на минуту глаза. Ей представлялся силуэт этого странного молодого человека с надменной осанкой. Как она ему сказала, обстоятельства, должно быть, сломили эту жизнь. Она еще видела его гордые и кроткие глаза, сверкавшие сквозь бархатную маску, скрывавшую его лицо. При этой мысли герцогиня почувствовала трепет во всем теле. Это было как бы электрическим потрясением. Она раскрыла глаза, но тотчас же их закрыла.