Эрнест Ролле - Разбойник Кадрус

– Герцогиня, – сказал он, – может быть, этот перстень вам дорог?

– О, очень дорог, – ответила она, – он достался мне от матери.

Кадрус взял перстень, подал молодой женщине и сказал:

– Сделайте одолжение, герцогиня, примите от меня этот ничтожный подарок.

– Но… милостивый государь…

– Как?.. Вы отказываетесь?..

– Нет! Благодарю вас.

Эта черта великодушия, по-видимому, произвела глубокое впечатление на молодую женщину. Кадрус в эту минуту предложил руку герцогине, которая подписала опись и приняла расписку. Он привел ее на дорогу. Она была завалена трупами. Фоконьяк по знаку Кадруса свистнул Кротам, они прибежали.

– Подайте скорее, – сказал он, – экипаж для герцогини, чтобы она могла вернуться в свой замок Бельфонтен.

Вероятно, шайка Кротов разделялась, смотря по способностям каждого, на вольных стрелков, всадников, саперов, потому что каково бы ни было приказание начальника, оно всегда исполнялось с изумительной быстротой. Герцогине был подан портшез, лошади были повернуты к замку Бельфонтен, кучер в ее ливрее сидел на козлах. Вся шайка исчезла, испарилась, пропала, хотя невозможно было угадать, куда и каким образом. Это походило на чудо. Можно было спросить себя, не во сне ли случились все эти трагические происшествия.

Герцогиня де Бланжини осмотрелась вокруг. Она увидала с каждой стороны своей кареты двоих всадников, почтительно державшихся поодаль. Если бы отсутствие ее бриллиантов не подтверждало истины всего случившегося, она была бы готова вообразить, что это ее любимая вечерняя прогулка.

В двух всадниках, следовавших за ее портшезом, герцогиня без труда узнала Кадруса и его помощника. Сердце ее забилось сильнее. Она почувствовала, как внезапная краска бросилась ей в лицо. Почему она покраснела? Потому что сумасбродная мысль пришла ей в голову, мысль нелепая, безумная… следовательно, женская, как сказал бы неисправимый Фоконьяк, если бы знал. Герцогиня де Бланжини подумала, что Кадрус имеет удивительные способности и что из него вышел бы первоклассный полководец. Она говорила себе, что было бы возможно заставить его покориться и дать ему чин. Стоило заняться его обращением. Конечно, это была странная идея, повторяем, идея женская, идея быстрая, которая была выполнена тотчас же. У молодой женщины поступок так близко следовал за мыслью! Она сделала Кадрусу и его помощнику знак приблизиться. Те, поспешив повиноваться, поставили своих лошадей возле каждой дверцы портшеза. Сердце молодой женщины сильно билось. Довольно продолжительное молчание последовало за повиновением всадников.

Колебалась герцогиня или отказывалась от своего намерения? Нет. Она была горда, вот и все. Она не хотела, чтобы эти два человека были свидетелями этого волнения. Она ждала, чтобы голос не изменил ее внутреннему волнению. Когда она почувствовала себя спокойнее, то обернулась к Кадрусу, который ехал по правую сторону.

– Вы сделали бесполезную жестокость, – сказала она.

– Я? – спросил Кадрус, тон которого ясно показывал, что он не понимает упрека.

– Да, вы. Разве вы не могли взять мои бриллианты, не причиняя смерти?

– Это было невозможно. Французские солдаты дадут себя убить, но не уступят.

– Это правда. Но разве вы не могли пощадить храброго дворянина, которому я была поручена?

– Бог мне свидетель, герцогиня, и вы сами это видели, что я сделал все находившееся в моей власти, чтобы спасти графа де Барадера… Кто же мог предвидеть его самоубийство?

– Это правда, – ответила молодая женщина, помолчав несколько минут.

Фоконьяк думал между тем: «Для чего она говорит все эти пустяки? Она ласкается, а потом как царапнет!»

– Ваше рыцарское обращение показывает, что вы принадлежали к нашему обществу. Я не знаю, какие причины вырыли бездну между вами и нами. Должно быть, какие-нибудь несправедливости, разочарование заставили вас объявить войну обществу. При новом дворе есть место для всех людей с гениальными способностями. Император примет чистосердечную покорность. Он согласится на секретное свидание. Наполеон любит отважных людей. Словом, я в милости при дворе… Я легко могла бы добиться первых условий перемирия.

«Вот оно что! – подумал Фоконьяк. – Мы просто должны, как кроткие барашки, сами влезть в львиную пасть!»

– Я очень признателен за это предложение, герцогиня, – ответил Кадрус, кланяясь принцессе. – Нет никакого сомнения, что ваше ходатайство имело бы самый счастливый результат, но я осмелюсь вас спросить, к чему мне послужит милостивое расположение императора?

– Как это?

– Ничего не может быть проще. Император повелевает миллионами, это правда, а у меня не больше трехсот человек. Но я в них уверен, а Наполеон может ли это сказать?

– Это правда, в этом отношении вы, может быть, правы. Однако вы согласитесь, что ваше ремесло…

Принцесса не посмела закончить.

– Атамана разбойников. Не правда ли, вы это хотите сказать, герцогиня?

– Скажи же герцогине, – вмешался Фоконьяк, – что единственная разница между Наполеоном и тобой состоит в том, что ты не коронован.

– Я сейчас говорил, – продолжал Кадрус, очевидно желая перебить неуместное замечание своего помощника, – я говорил, что его величество не может так положиться на преданность своих подчиненных, как я на своих. Вы сами можете судить об этом, герцогиня. Трон подкапывают заговорщики – долго ли ему обрушиться! Притом я могущественнее императора.

– О! – сказала герцогиня, засмеявшись над этим притязанием.

– Я могу его захватить, а он меня не может. У него есть полиция, но она не знает, что я делаю. А моя полиция знает все! Хотите знать, что происходит теперь у вас?

– У меня?

– Да… Скажите слово. Прикажите. Моя полиция скажет вам. Мне даже нужно это знать, чтобы удостовериться, могу ли я вас провожать.

– Ну это уже слишком! – прошептала герцогиня де Бланжини.

Не обращая внимания на восклицание молодой женщины, Кадрус обратился к своему помощнику.

– Спроси, – сказал он, – что делают в замке Бельфонтен люди герцогини. Осведомись, до какого места мы можем ее провожать?

Фоконьяк произнес странный звук, разные оттенки которого могли быть приписаны карканью ворона, сороки, сойки и дятла. Тот же звук повторился вдали, потом еще дальше и дальше, до самого замка Бельфонтен. Потом наступило молчание. Потом на линии горизонта, все со стороны Бельфонтена, поднялся такой же крик, повторявшийся все ближе и ближе, пока не достиг наших действующих лиц.

– Вам все еще угодно знать, что у вас происходит, герцогиня? – сказал Кадрус, поклонившись.

– Более чем прежде, – ответила молодая женщина, вне себя от удивления.

– Ничего не может быть легче, – сказал Кадрус. – Люди ваши, думая, что их госпожа воротится не прежде как через несколько дней, веселятся. С погребов и кладовых собирается контрибуция для веселых пиршеств.