Эрнест Ролле - Разбойник Кадрус

– Но герцогиня сегодня осведомлялась о тебе совершенно особенным образом. Потом она как будто и на меня смотрела совсем не так, как обыкновенно. Я не знаю, что происходило между вами, но если она знает, что Каза-Веккиа и Кадрус – один и тот же человек, я не стану этому удивляться. А если она полюбит Каза-Веккиа, зная, что он Кадрус, полюбишь ли ты ее?

– Повторяю тебе: нет. У этой женщины это может быть только минутным заблуждением, безумием, капризом. Мне нужна не такая любовь.

– Каприз ли это или безумие, как ты говоришь, а все-таки бедная женщина будет томиться. Почему же не утешить ее хотя бы из человеколюбия?

– Почему же ты не попробуешь? – сказал Жорж, смеясь.

– Ты насмехаешься надо мной, не так ли? – ответил Фоконьяк, очевидно оскорбившись. – Не потому ли это, что моя угловатая фигура выказывается не в таком благоприятном свете, как твоя. Говори что хочешь, а твой друг Алкивиад не намерен еще отказываться от своих притязаний на прекрасный пол. Ты уже насмехался надо мной, когда я говорил о моей любви к Марии, племяннице этого старого бегемота Гильбоа! Ну да, я люблю эту очаровательную девушку и женюсь на ней!

– Ты говоришь серьезно? – спросил Кадрус, расхохотавшись.

– Серьезно, – подтвердил гасконец с величайшим хладнокровием, – и она также меня полюбит, ты увидишь! Или, по крайней мере, если не увидишь, то будешь свидетелем ее сожалений, если я брошу ее когда-нибудь.

– Ее сожалений!.. Она будет сожалеть разве о том, что вышла за такого разбойника, как ты.

– Увидишь, увидишь! – утверждал Фоконьяк.

– Пусть так! Спорить не стану, – сказал Жорж, – но твоя инфанта бесприданница, у нее нет никакого состояния.

– Знаю. Вот почему я намерен заставить добрейшего дядю и опекуна дать мне миллион.

– Миллион!.. Миллион в приданое племяннице, у которой нет никакого состояния! Ты просто сошел с ума, любезный друг, – сказал Кадрус.

– Вовсе нет. Этот Гильбоа со своим управляющим что-то подозрительны. Прошлое этих людей ручается мне за их будущность. Они что-то скрывают. Мои предчувствия не обманывают меня никогда. Вот почему я велел наблюдать внимательно за Гильбоа и его управляющим. Белка ни на минуту не теряет из виду замок, сам черт не скроет ничего от этого хитреца. Слушай! – вдруг сказал Фоконьяк. – В дверь моей спальни как будто постучали. Должно быть, это он пришел со своим рапортом. Так поздно! Должно быть, случилось что-нибудь новое.

– Как! – сказал Жорж. – Белка? Здесь? Откуда же он вошел?

– Ничего не может быть проще. Ты мне оставил этого молодца, когда в эти последние дни предводительствовал нашими. Белке надоело проходить мимо людей в гостинице, он скоро нашел более удобную дорогу, открытую и днем и ночью. Позади конюшен гостиницы есть невысокая крыша; вскарабкавшись на нее, легко добраться до слухового окна, а потом по коридорам он может приходить ко мне так, что его никто не увидит.

– Отопри, – только ответил Кадрус.

Фоконьяк подошел к двери и впустил Белку. Это был красивый молодой человек лет двадцати с небольшим, но ему нельзя было дать более шестнадцати. Он скрывал под своими тонкими членами необыкновенную силу и гибкость мускулов. Его ловкость карабкаться повсюду, перепрыгивать с ветви на ветвь по деревьям леса заставила Кротов прозвать его Белкой. Название это еще оправдывалось цветом его волос, которые падали богатыми кудрями на его матовую и, так сказать, молочную кожу, свойственную людям с рыжими волосами. Лоб умный, нос орлиный, подбородок тонко обрисованный и еще без бороды, глаза черные под рыжими бровями, сверкавшие лукавством и умом, робость без замешательства и вид, свойственный балованным детям, – таков был Белка. Его прозвали также Вениамином шайки.

Почтительно улыбаясь, подошел он к своим начальниками и поклонился им.

– А, это ты! – сказал с оттенком благосклонности атаман Кротов. – Всегда деятельный, всегда верный. Мне хотелось бы вознаградить тебя по заслугам, мой милый. Скажи мне, если когда-нибудь бродяжническая жизнь, которую ты ведешь с нами, опротивеет тебе, если когда-нибудь ты захочешь возвратить свою свободу, пристроиться, жениться, мало ли еще что! Тебе стоить только мне сказать. Покровительство Кадруса не оставит тебя, а ты знаешь, чего стоит это покровительство.

– Чтобы я бросил Кротов? – сказал молодой человек . – Оставил начальника, без которого умер бы с голода в грязной луже? Никогда!

– Это хорошо, – ответил Жорж. – Ты, может быть, единственный пример признательности, который мне случилось встретить в жизни. Но и я также не буду неблагодарен. Теперь скажи мне, мой милый, зачем ты пришел сюда?

– А вот, – просто ответил Белка, – помощник ваш, – он указал на Фоконьяка, – приказал мне надзирать день и ночь за Магдаленским замком. Я сегодня присел на моем посту, на толстой ветви одной из лип близ двора, и оттуда увидел, как все слуги уходили в тот флигель замка, где живет прислуга. Только одна кухарка, комната которой возле кухни, не вышла. Кухарка недурна, так что она недолго оставалась одна. Один из новых егерей, которые караулят замок Бельфонтен, скоро явился к ней в гости. Я видел очень ясно сквозь занавески, как две девицы читали вечерние молитвы. Потом все огни погасли. Стало быть, не было никакой необходимости оставаться в моей обсерватории. Я хотел сойти, когда приметил Гильбоа и его управителя, осторожно запиравших двери, которые соединяют флигель, занимаемый прислугой, с остальным замком. До сих пор не было ничего необыкновенного в этих мелочных предосторожностях. Но вот неизвестно откуда явился в замок гость. Его ждали, потому что Шардон принял его и ввел в большую гостиную. Но страннее всего то, что управляющий принял другого гостя, потом третьего, потом множество других. Пришло больше дюжины. Ничего не было удивительного в том, что Гильбоа принимал гостей, давал вечер. Но для чего же он удалил всю прислугу? Это меня насторожило. Я слез с дерева. Из предосторожности я пошел и запер дверь кухни, так что не было опасности, чтобы кухарка со своим возлюбленным помешали мне. Потом я пошел отыскивать сточную трубу, известную мне. По этой трубе я вскарабкался на крышу, а на крыше у меня было знакомое слуховое окно, в которое я мог влезть на чердак, а оттуда спуститься по большой лестнице и слушать у дверей гостиной. Но подглядывать в щелку казалось мне неблагоразумным. Могли выйти за чем-нибудь и застать меня. Я размышлял об этом, когда случай помог мне более, чем я надеялся. Вы знаете широкие трубы Магдаленского замка. Я тотчас сел на трубу и прислушался. В эту трубу, как слуховую, доносился до меня говор из гостиной, но неясно. Я тотчас решился. Вы нашли меня в Италии… Я в детстве был трубочистом и знаю, что во всех старых замках в трубах вбиты железные перекладины, по которым можно спускаться как по лестнице. Я и спустился. Мало того, в обширном камине гостиной, в котором могут гореть огромные вязанки дров, лежали два складных стула, на которых хозяин замка, вероятно, отдыхает под тенью своего парка. Я сел на один из этих стульев. Камин спереди был закрыт заслонкой, но я своим кинжалом провертел щелочку, которая позволяла мне увидеть собрание стариков, показавшихся мне аристократами. Я прислушивался, но не мог ничего понять. Вот по крайней мере что я услышал. Они говорили о каких-то суммах, которые должны были получить неизвестно откуда. Кажется, французский король, находящийся в Англии, присылал им эти деньги. Французский король, находящийся в Англии! Разумеется, я не мог понять, что это значит. Потом они все твердили: «Месье должен приехать… Месье приедет с островов… Месье этого хочет… Месье этого не хочет…» Я ничего не понимал.