Эрнест Ролле - Разбойник Кадрус

– Мы знаем, о ком они говорили, – сказал Кадрус. – Мы воспользуемся сведениями, которые ты нам доставил. Продолжай.

– Говорили они о корабле, о тиране и о разных разностях, а потом назначили, в какой день им собраться. После многих толков решили собраться послезавтра в той же гостиной и в тот же час. А потом разошлись. Я сам поспешил убраться и явился сюда. Ах, чуть было не забыл! Я подумал, что, может быть, моим начальником самим захочется видеть и слышать то, что замышляют Гильбоа и его сообщники, и что взобраться по сточной трубе им будет трудно. Я развернул веревку, которую постоянно ношу за поясом, и прикрепил ее у каминного тагана. Теперь все.

– По обыкновению, – сказал Кадрус, – ты исполнил свою обязанность как человек умный. Я доволен тобой! Вот тебе, выпей за здоровье своего атамана и друга.

Кадрус подал Белке кошелек, полный золота. Тот, довольный словами и щедростью Жоржа, растрогался.

– Теперь ты должен уйти, – сказал Кадрус. – Я хочу, чтобы ты отдохнул. Твои услуги мне понадобятся больше прежнего. Ступай…

– Ну! – вскричал Фоконьяк, как только молодой человек ушел. – Что я говорил тебе? У этого Гильбоа есть на совести кое-что. Он не может отказать мне в руке своей племянницы. Он должен дать ей в приданое миллион.

Жорж не отвечал, погруженный в размышления.

– О чем ты думаешь? – продолжал Фоконьяк. – О приданом или о тех деньгах, которые герцог Артуа должен прислать заговорщикам?

– Может быть, и о них, – ответил Кадрус. – Во всяком случае, мы должны присутствовать на послезавтрашнем собрании.

– Слышал, – ответил Фоконьяк, возвращаясь в свою комнату.

Минута казалась ему неблагоприятной для того, чтобы расспросить атамана Кротов насчет его планов.

В день и час, назначенные Белкой, Магдаленский замок был окружен Кротами. Кадрус и его помощник поместились в обширном камине гостиной Гильбоа. Белка указал им дорогу и в уверенности, что его начальники не подвергаются никакой опасности, помог им подняться по сточной трубе и спуститься потом в камин. Сам же стал на часах на трубе и наблюдал за окрестностями, чтобы поднять тревогу в случае надобности.

Жорж и Фоконьяк ждали в своем тайнике. Они даже начали выходить из терпения, потому что никакое движение в замке не подтверждало слов их лазутчика. Они смутно слышали шум шагов обитателей Магдаленского замка в широких коридорах, но ничто не показывало, что ждут многочисленное общество.

– Уж не ошибся ли Белка? – шепнул нетерпеливый Фоконьяк на ухо Кадрусу.

– Не думаю, – просто ответил тот.

– Уж не отменено ли собрание? – опять сказал Фоконьяк. – Если они переменили день и час…

– Молчи! – с живостью сказал Кадрус. – Молчи и слушай! Идут.

Действительно, в эту минуту послышался шум отворяющейся двери, и тонкая струя света пробилась в камин, в ту щель, которую накануне провертел кинжалом Белка.

Вошедший человек прямо направился к камину.

Оба Крота подумали, что ему приказано развести в камине огонь. На всякий случай они держали в руках свои знаменитые ножи. Горе бедняге, если бы он дотронулся до заслонки! Но Кадрусу и его помощнику не пришлось употребить свое страшное оружие. Человеку, шаги которого они слышали и от которого их разделяла одна каминная заслонка, было поручено только зажечь свечи. Они затаили дыхание. В ту минуту, когда этот человек взял оба подсвечника с камина и отнес их на большой стол, покрытый зеленым сукном, стоявший посреди комнаты, Фоконьяк прислонился глазом к щели, просверленной в камине.

– Это Шардон, – шепнул он на ухо своему начальнику.

Внимательно следя за всеми движениями управителя, Фоконьяк шептал:

– Вот он ставит кресла вокруг стола. Одно… два… три… тринадцать, – заключил гасконец, продолжая считать. – Дурное число, мой милый. Наверняка заговор не удастся. И в нем участвует этот гнусный Шардон, этот старый каторжник! Ну, если найдется Иуда среди этих тринадцати, то наверняка это будет он, а может быть, и бездельник Гильбоа.

Дверь гостиной отворилась, и явился хозяин дома в сопровождении одного старого дворянина, очень известного в этом краю. Это был маркиз де Глатиньи, владелец великолепного замка, который виднеется еще и поныне с левой стороны дороги из Фонтенбло в Шато-Ландон. Вскоре пришли еще три человека, легитимистские настроения которых не были тайной ни для кого.

– Все старые дворяне, – продолжал шептать болтливый Фоконьяк. – Мне почти хочется показаться им. Я ведь тоже маркиз, не хуже всякого другого. Вот входят еще… Двенадцать! Но для кого же тринадцатое кресло? Уж не для этого ли гнусного Шардона? Если бы я это знал, то, решительно, взял бы себе это кресло.

Фоконьяк говорил правду: двенадцать человек, верных монархии, собрались в гостиной Гильбоа. Тринадцатое кресло все еще оставалось пустым.

Кадрусу также захотелось видеть и слышать, что будет происходить, и он провертел еще щель в камине.

– Не правда ли, – шепнул ему Фоконьяк, когда увидел, что его друг смотрит в свою очередь, – они вовсе не забавны? Надо надеяться, что их слова будут поинтереснее их самих. Вот Гильбоа кашляет и плюет… Должно быть, как хозяин, он первым будет говорить. Все подражают ему. Какой шум создают носом все эти старики, когда сморкаются, точно будто у них у всех насморк. Послушаем…

Однако заслонка не позволяла Кротам ясно расслышать речь Гильбоа. Они, однако, могли уловить несколько раз слова «корсиканец» и «тиран», слышали, как он говорил о законном короле, брате его величества, а потом увидели, что дело шло о том, чтобы захватить императора. Они узнали, что знаменитое кресло предназначалось брату короля, который должен был приехать, но пока еще не приехал. Кадрус и его помощник узнали цель собрания, но что же должны были решить в этом тайном совещании? Никак нельзя было разобрать невнятную речь хозяина Магдаленского замка. Однако узнать это было очень важно. К счастью, великолепный и в то же время энергичный орган голоса маркиза де Глатиньи прекратил беспокойство начальников Кротов.

– Господа, – сказал старый дворянин, – мне кажется, пора кончить с фразами. Оставим этот способ нашим противникам, они достаточно злоупотребляли им. Бонапарт – надо отдать ему справедливость – тоже такого мнения. Он не хочет ни фраз, ни фразеров. Последуем же его примеру в этом отношении и приступим прямо к делу.

Одобрительный говор был ответом на эти слова.

– Господа, – продолжал старый маркиз, – средство, предлагаемое бароном де Гильбоа, нелепо, неудобоисполнимо, никуда не годно… Как! Завлечь Бонапарта в засаду? Привезти его в Англию? Это просто нелепость! Добрая пуля – вот настоящий способ! Кинжал в крепкой руке – вот другой способ!..