Эрнест Ролле - Разбойник Кадрус

– Ни слова и ни одного движения – или я кликну городских сержантов и велю отвести тебя в тюрьму!

Кучер послушался и смирно сидел возле Крота. Карета быстро катилась по переулкам, как вдруг изнутри кучеру велели остановиться. Белка поспешно слез с козел и, получив приказания, данные ему на ухо, сел опять на козлы и поехал к дому Жанны.

Вот что Кадрус и его помощник узнали дорогой. Жанна вместе с кузиной оставила дом дяди. Убежденные, что всему причиной Гильбоа, они не хотели больше у него жить. Их положение как замужних женщин давало им на это право, а поведение дяди даже ставило им это в обязанность. Они выбрали уединенный дом в немноголюдном предместье. Там им удобнее было скрывать свой стыд и свою горесть. К этому-то дому Белка направил лошадей. Но в ту минуту, как он подъезжал к этому дому, он обернулся, наклонился и сказал в окно кареты только одно слово:

– Мышеловка!

Жанна не поняла, но инстинктивно задрожала как лист.

– Посмотри, что там! – приказал Кадрус своему помощнику.

Фоконьяк сунул голову в дверцу и чрезвычайно равнодушно принялся рассматривать окрестности дома. Он увидал множество людей, окружавших дом.

– Белка прав, – сказал гасконец, – дом окружен полицейскими. Надо провести этих шпионов, тем более что они увидали нашу карету и не потеряют ее из виду. Рыдайте! – сказал он Жанне. – Закройте лицо платком. А ты, Кадрус, утешай ее. Повернись к ней, чтобы виднелся только твой жандармский мундир. А я выйду. Если меня узнают… я умру. У меня есть сабля, я их задержу… Пока они будут управляться со мной, скачите. Хоть один спасется из их когтей.

Жизнь каждого Крота принадлежала всем, так что Кадрус не нашел ничего необыкновенного в этой высокой преданности. Гасконец выскочил из кареты и побежал к воротам.

– Скорее, скорее! – закричал он полицейским. – Мы арестовали ее. Она наконец призналась!

Полицейские были обмануты. Жандармский мундир, человек в ливрее тюремного рассыльного – все было как следует.

– Послушай, жандарм, – сказал начальник полицейских, – разве жену Кадруса хотят также посадить в тюрьму?

– А вам что за дело, приятель? – с пренебрежением ответил мнимый жандарм. – Можете отправляться восвояси! Ваш караул окончился, начинается мой. Когда дичь в сумке, собака не нужна.

– Какой невежа! – сказал полицейский, отходя от ворот. – Сравнивать нас с собаками! Ты поплатишься мне за это!

Полицейский, в убеждении, что его роль закончилась, когда начинается роль жандармов, свистнул своим подчиненным и скоро исчез в конце улицы.

Жорж и Жанна тотчас вошли в дом, переоделись и приготовились к побегу. Мария тоже хотела с ними ехать. Гасконец надел костюм кучера знатного дома. Белка, переодетый лакеем, должен был сесть на козлах возле него. Он должен был управлять каретой. Мария была в костюме горничной. Жорж и Жанна походили на то, чем действительно были, – на новобрачных. Из Парижа хотели выехать в Орлеанские ворота, а потом повернуть на дорогу в Фонтенбло. Там пробраться в лес, где Кроты, имевшие неограниченное доверие к своему атаману, наверняка ждали Кадруса.

– Я говорил! – сказал Фуше, когда узнал о побеге Кадруса. – Расстрелять надо было – и дело с концом.

«Тем лучше, – подумал Савари, – по крайней мере не одного меня провели эти Кроты, черт их побери!..»

– Тем лучше, – сказал и Наполеон. – Пусть эти негодяи проберутся за границу. Замять это дело, а то редакторы газет станут забавлять Европу за мой счет…

Через несколько часов после отъезда беглецы въехали в лес Фонтенбло, к Франшарским ущельям.

Ночь и день в лесу ходили патрули лесных жандармов. В этот вечер или от холода, или из предосторожности, чтобы им не изменили яркие цвета мундиров, жандармы были закутаны в широкие плащи, а шляпы были покрыты клеенкой. Они шли медленно, молча, так что карета наехала на них почти неожиданно. Фоконьяк, однако, постоянно был настороже и первым заметил этот дозор. Не возбуждая подозрений, он должен был предупредить Кадруса и обеих женщин. Гасконец громко захохотал.

– Уж не боитесь ли вы получить насморк, бригадир, что так упрятали свой нос? – сказал он.

– Ты послушай, молодец, – возразил ему на это жандармский бригадир, – сохраняй уважение к должностным лицам.

Кадрус тотчас понял, в чем дело.

– Здравствуйте, жандарм! – сказал он, высунувшись в окно, так что совсем закрыл обеих женщин, которые выросли в этом краю и могли быть узнаны дозорными. – Не встречали ли вы Кротов? Скажите, куда нам ехать, чтобы не встретиться с ними?

– А черт их знает! – отвечал бригадир и прошел дальше со своим патрулем.

– И нам надо убраться поскорее, – сказал Фоконьяк. – Два раза обманывали, в третий раз может сделаться опасно.

Проехав крупной рысью минут десять, Фоконьяк вдруг повернул направо и с необыкновенной ловкостью направил карету по самым трудным дорогам. Доехав до самого таинственного и дикого места в лесу Фонтенбло, места, осеняемого столетним деревом, которое считается современником Карла Великого и носит его имя, Фоконьяк остановил лошадей и подошел к дверце спросить приказаний Кадруса.

– Позови! – сказал тот.

При звуках этого сурового и повелительного голоса обе женщины невольно взглянули на Жоржа. Молодой человек улыбнулся им.

– Понимаю, – сказал он, – но там, где кончается роль кавалера де Каза-Веккиа, начинается роль Кадруса. Теперь вы будете жить вне законов и ждите всего не подходящего под эти законы. А в особенности прогоните страх. Вы в большей безопасности среди моих подчиненных, чем император в своем дворце.

Эти последние слова были сказаны для того, чтобы прогнать ужас, изобразившийся на лицах Жанны и Марии при свисте, которым гасконец огласил лес. Они увидят Кротов, людей, внушавших ужас всем, и невольно задрожали.

Продолжительная тишина последовала за зовом Фоконьяка.

– Позови еще, – сказал Кадрус.

Такой же свист, только пронзительнее прежнего, затерялся в глубине леса. Но ничто не отвечало на этот новый зов. Только птицы, внезапно пробудившиеся, слабо вскрикнули и улетели, да треск сухих ветвей под ногами испугавшихся косуль долетел до слуха растревоженных женщин.

– Никто не отвечает, – осмелились сказать они. – Может быть, узнав об аресте своего начальника, все разбежались?

– Молчать! – сурово сказал Кадрус.

Жанна и Мария повиновались этому приказанию, но задрожали с головы до ног.

– Жена атамана Кротов должна знать дисциплину, – продолжал Жорж тем же тоном. – Когда Кадрус приказывает, никто не смеет говорить.

Трепещущие женщины забились в угол кареты. Крик улетающего рыбного орла пронесся по воздуху. Это Фоконьяк звал в третий раз.