Эрнест Ролле - Разбойник Кадрус

Странное дело! Крик этот, повторяясь вдали, замер на конце долины; потом, как будто птица вернулась в свое гнездо, тот же крик, сначала слабый, послышался, потом усилился, так что наконец как бы раздался над ветвями того самого дерева, под которым стояла карета.

Кадрус не мог удержаться от горделивого движения при ответе на его зов, ответе, доказывавшем слепое доверие к нему Кротов.

Жанна и Мария, уступая любопытству, которое не оставляет женщин даже в самые критические минуты, принялись глядеть во все стороны, но не заметили ничего такого, что обнаруживало бы присутствие человека. Но лицо Жоржа говорило им, что Кроты тут. Но где? Самый опытный глаз не мог бы этого сказать.

– Подойдите, – сказал Кадрус, вышедший из кареты, как только крик совы раздался вдали.

При этом приказании кусты приняли форму, деревья оживились. Скоро Жорж был окружен многочисленной толпой людей, лица которых были закрыты знаменитой маской, похожей на кротовую шкуру.

– Хорошо, – сказал Кадрус. – Вы меня ждали, мои храбрецы?

– Ждали! – отвечали лаконически эти люди, которые обязаны были отвечать как можно короче на вопросы атамана.

– Хорошо! – повторил он. – Вы меня ждали и были правы. Я хотел показать всем тем, кто хочет нас уничтожить, насколько мы выше их безумных угроз. Они говорили, что если бы только узнали страшного атамана Кротов, если бы узнали его приметы… Ну, приметы эти я дал им время снять. Я хотел, чтобы они меня арестовали. Я хотел, чтобы они надели на меня кандалы, чтобы заперли в тюрьму, для того чтобы показать, что приметы, цепи, тюрьма – все должно пасть перед могуществом таких людей, как мы. Показав им, каковы мы, я вернулся сказать вам, что я сделал. Я вернулся к моим храбрецам!

Громкими рукоплесканиями эти слова были приняты. Кроты в своей безумной радости обнимались, смеялись, плакали, бросали ружья в воздух. Это был самый неистовый восторг.

Жанна и Мария при виде неограниченной преданности этих людей к Жоржу опомнились от первого ужаса, который внезапное появление Кротов произвело на них. Движение Кадруса остановило порывы радости Кротов. Сделав знак тому, кто начальствовал во время его отсутствия, он сказал:

– Подойди и расскажи мне, что происходило в то время, как я с своим помощником забавлял судей.

– Сначала, атаман, – отвечал тот, кого Жорж спрашивал, – при известии о вашем аресте я с трудом удержал Кротов. Они все хотели в Париж, чтобы освободить вас.

– Как! – вскричал Кадрус. – Отлучиться без моего приказа?

– Я это им и говорил. Если атаман не пишет, значит, мы ему не нужны.

– Прекрасно. Что ж тогда?

– Тогда они поняли. Только один Лесная Труба не хотел понять. «Атаман пропал, он не вернется, – повторял он. – Нам нужно другого атамана». Видя, что не могу вбить ему в голову дисциплину, я…

– Что же ты сделал?

– Прострелил ему голову пулей.

Молодые женщины задрожали при рассказе о быстром правосудии разбойника, который рассказывал о смерти человека с уверенностью получить похвалу. Действительно, похвала не заставила себя ждать.

– Ты поступил благоразумно, – сказал атаман. – Только такой дисциплине обязаны мы нашим могуществом. Далее?

– Бесстыдник и Хитрец поссорились. Первый уверял, что нимало не медля надо выбрать нового атамана, а второй говорил, что надо распустить шайку. Чтобы не допустить других принять участие в этой ссоре, я велел прострелить голову обоим.

Знак головой Кадруса доказал рассказчику, что он поступил прекрасно, и поощрил его продолжать.

– Три сбора денег удались прекрасно. Посылки сумм в казначейство меленского, орлеанского и версальского сборщиков податей были перехвачены в одну ночь и находятся теперь в нашей кассе.

– Вот для твоих подчиненных, – сказал Кадрус, велев Фоконьяку подать мешок, полный золота, который тот вынул из сундука, поставленного под козлами кареты.

Кроты опять принялись было кричать.

– Молчать! – приказал Кадрус. – Поберегите ваш восторг до другого дня. Сегодня все будут ужинать в гроте. Пусть сходят в Фонтенбло, в соседние замки, везде, где можно достать что-нибудь. Нам нужно великолепное угощение. Ступайте!

Указывая Фоконьяку на нетерпеливых лошадей, Кадрус прибавил:

– Садись и поедем к гротам! Ну, ловчие, идите вперед, а вы, лисицы, следуйте за каретой!

– Играйте, господа! – сказал император.

Вечер мрачно тянулся к полночи. Император разговаривал с Фуше и отдавал ему приказания. В полночь императрица встала. Придворные перестали играть. Оставшись наедине с Жозефиной, Наполеон сказал:

– Какая неприятная огласка! Принцесса крови защищает от меня этого разбойника. Мне очень хочется послать ее к мужу.

– Сжальтесь над нею, государь, – сказала Жозефина. – Вы измучили ее…

– Чем же?

– Она любит этого человека.

Император был поражен.

– Уверены ли вы в том, что говорите? – спросил он.

– Она призналась.

– Это неимоверно!

– Государь, она полюбила сначала кавалера де Каза-Веккиа, своего спасителя, а потом продолжила любить Кадруса.

– Как же она допустила этого разбойника жениться на девице де Леллиоль?

– Потому что Кадрус не любит герцогиню и не хотел сделаться ее любовником.

Император задумался.

– Ты мне рассказываешь невероятные вещи.

– Когда женщина любит, она способна на все жертвы. Посмотри на девицу де Леллиоль. Она последовала за своим мужем. Она знала, что он разбойник.

– Невероятно! – прошептал император.

Императрица прибавила:

– Жаль, что ты говорил о казни этого человека. Герцогиня будет просить о его помиловании, если его захватят.

– Я откажу наотрез.

– Но, друг мой, он тебя спас.

– Это все равно. Он должен умереть.

Императрица лукаво улыбнулась.

– Поступай как знаешь, – сказала она.

Она подставила мужу лоб. Он подал ей руку и отвел в спальню, говоря:

– Я желаю поговорить с тобой. Ты женщина, так объясни же мне, каким образом две хорошенькие, богатые, знатные, гордые женщины могли влюбиться в этого разбойника. Тут есть тайна, которую я хочу понять.

Императрица сказала слова, которые слышала ее доверенная женщина, а потом передал Марко де Сен-Гилер:

– Ты меня спрашиваешь, друг мой, как они могли полюбить этого разбойника? Просто оттого, что он им понравился как мужчина, а как к разбойнику они почувствовали к нему обожание. За что же я тебя люблю? За то, что ты брал троны…

Император не возражал.

Лес Фонтенбло был полон шума. Три батальона, пять эскадронов, двести жандармов, все гвардейские бригады, вся национальная гвардия из Фонтенбло, любопытные, прибывшие из Парижа, – словом, целая армия окружила лес. На этот раз Кадрус должен быть взят. Было приказано не оставлять ни одного закоулка не обысканным, ни одной скалы не осмотренной. Жандармский полковник не сомневался в успехе. В лесу раздавались звуки рогов и труб. Тысяч семь войска – целая армия!