Валериан Светлов - При дворе Тишайшего

– Встань, и обсудим вместе, что мы можем сделать. Княжна любит тебя, но она уже невеста, и Пронский никогда не откажется от своего слова.

– Попробуй, – робко попросил Леон.

– Хорошо, ради… Впрочем, я ничего тебе не обещаю. А если я предложу тебе… отказаться от этой девушки?

– Царевна! – твердо произнес Леон. – Мы с нею решили этой ночью… вместе умереть!

Царевна чуть слышно вскрикнула и схватила Леона за руку.

– Безумцы! Умереть в такие молодые годы, – задумчиво проговорила царевна, точно рассуждая сама с собою, и ее взоры стали глубоко печальны. – Сколько нужно было страдать, чтобы созрело такое решение!

– Лучше умереть, чем жить с такими страданиями в сердце, – тихо проговорил Леон.

– Но вы можете бежать!

– Куда, царевна? Люди князя нас всюду сыщут. Вчера боярин Милославский предложил мне за этот кинжал… две вотчины.

– И ты? – с жадным нетерпением спросила царевна.

– Я… боролся, – бессильно ответил юноша, – но отказал. Этот кинжал…

– Я знаю… ты хорошо сделал, – страстно проговорила царевна Елена. – Ты настоящий грузин, настоящий честный воин. Я сделаю, что позволят мне мой сан и мое положение: я поговорю с Пронским и от твоего имени попрошу у него руки дочери.

– Как ты добра! – восторженно вскрикнул Леон.

– Он, вероятно, сегодня зайдет ко мне, – стыдливо опуская глаза, сказала Елена Леонтьевна, – потому что за ним посылали наши старики. Надо просить у царя людей для встречи царя Теймураза… Я поговорю с князем…

– Благодарю, благодарю! – И Леон, еще раз почтительно поцеловав руку царевны и неслышно ступая в своих мягких чувяках, вышел из комнаты.

Несколько часов спустя после разговора с Джаваховым царевна Елена Леонтьевна сказала княжне Каркашвили:

– Нина, забудь своего Леона!

Девушка слушала царевну молча; по ее смуглым, чуть впалым щекам текли слезы; бледные губы нервно трепетали, и грудь нервно вздымалась. Казалось, она вот-вот не выдержит и упадет на мутаки и тахты в безумных рыданиях.

Царевна говорила тихо, ласково, пытливо посматривая на девушку и в душе гордясь ее стойкостью.

– Полно, не волнуйся! Не порти своих прекрасных глаз!.. Они еще не одному будут кружить голову. Мало разве у нас юношей во много раз лучше твоего Леона? Ты забудешь его и полюбишь другого… Это судьба всех девушек, которые неудачно любят впервые.

Нина отрицательно покачала головой.

– Вот приедет царь Теймураз, и мы все скоро вернемся в наши милые горы, увидим наше прекрасное небо. И ты забудешь Леона, как все мы забудем здешние снега и людей, которые еще холоднее снега.

– Я никогда не забуду Леона, – упрямо сказала Нина. – Разве ты не дочь наших же гор и не знаешь, что мы любим только раз в жизни – и на всю жизнь? Скажи лучше, кого любит Леон?

– Не все ли тебе равно? – грустно спросила царевна.

– Я хочу взглянуть на нее, – ответила Нина сквозь зубы, сумрачно сдвинув свои брови. – Скажи!

– Княжну Пронскую.

Нина закусила губу и на мгновение закрыла рукой глаза, но потом, справившись с собой, тихо проговорила:

– Княжну Пронскую? Эту бледную девушку, что живет против нас? Что он нашел в ней?

– Она очень несчастна, Нина, – с участием сказала царевна.

– Так для того, чтобы Леон любил, надо быть несчастной? А я разве счастлива? Впрочем, правда, в этой русской есть что-то жалкое, душу надрывающее. Но разве за это любят? – грустно усмехнулась Нина. – Ну, хорошо…

– Что ты задумала, дитя? – с тревогой спросила Елена.

– Ах, не знаю, ничего не знаю! – сжимая руками виски, ответила Нина. – Мне так больно, так больно!..

– Бедная, бедная! – ласково заговорила царевна, гладя черные волосы девушки.

В это время дверь отворилась. Вошел нукер и доложил, что князья Орбелиани и Пронский желают говорить с царевной.

– Пусть войдут, – ответила Елена Леонтьевна. – А ты, дитя, ступай, – обратилась она к Нине, когда нукер вышел, – иди к себе и помолись Пречистой Деве: Она утишит твои страдания! – И, поцеловав княжну, отпустила ее.

В комнату вошли Орбелиани и Пронский.

– Царевна, – заговорил Орбелиани, низко кланяясь, в то время как Пронский снял шапку и рукой коснулся пола. – Вот князь желает с тобой иметь беседу.

– Я очень рада князю, – приветливо ответила царевна и пригласила гостя сесть.

Орбелиани, поклонившись, вышел.

Пронский пристально взглянул на молодую женщину и молча сел на указанное место; необычайная приветливость царевны смутила и взволновала его.

– Говори, князь, – сказала Елена Леонтьевна и, сложив руки на коленях, приготовилась его слушать.

– Царевна, я пришел сказать, – начал Пронский, исподлобья глядя на молодую женщину, – что наш великий государь Алексей Михайлович ждет приезда твоего свекра, царя Теймураза, и тогда решит, что ему сделать с Грузией.

– Это решают уже пятый год, – с горечью возразила царевна, – единоверная вам Грузия истекает кровью, а ваш царь все еще что-то решает.

– Что делать! Мы сами воюем то со шведами, то с литовцами, то с казаками. У нас у самих много народу полегло на ратном поле, – оправдывался Пронский.

– Зачем же тогда сразу было не сказать, а обнадеживать? Мы не жили бы здесь столь напрасно, царь Теймураз не ехал бы за помощью, в которой ему все равно откажут. Мы давно обратились бы за помощью к другим, пусть то будут даже нехристиане!

– Царевна! – сказал ей князь. – Потерпи еще малое время, приедет царь Теймураз, и, может быть, все повернется еще в вашу сторону.

Елена Леонтьевна с сомнением покачала головой и грустно усмехнулась, после чего спросила Пронского:

– Еще что имеешь ты мне сказать?

– Хотел просить твою милость… Не откажи, царевна, посети мой убогий домишко!

Елена Леонтьевна с изумлением взглянула на него:

– К тебе? Я? Зачем?

– Со свитой, с царевичем, – все больше смущаясь под ее взглядом, заговорил князь. – Свадьба, вишь, у меня затевается…

– Ах да, да! – вспомнила вдруг царевна. – Ты выдаешь свою дочь замуж. Ты говорил, да. За старого князя Черкасского?.. И тебе не жаль отдавать свою юную дочку старику?

– Что ж, царевна, у нас это в обычае.

– Странный у вас обычай. А если она не любить твоего старика?

– Стерпится – слюбится.

– Ну… а если она другого кого-нибудь любит?

Князь сурово сдвинул свои брови:

– Никогда этого быть не может! Не смеет девка без разрешения родителей никого любить.

– Ты думаешь? – насмешливо спросила царевна.

– Конечно, всякое бывает, царевна, а только в нашем роду этого еще не бывало, – надменно ответил Пронский. – Кого отец прикажет, того дочка и любит.

– Странные же у вас дочки, князь! Видно, у них сердца нет, что ли?

– Нашим бабам сердца и не нужно.