Георгий Свиридов - Время возмездия

Журналисты, едва успев взять интервью у русских мастеров, кинулись к подъезду встречать дебютантов чемпионата — боксеров Турции.

Советские спортсмены разместились на четвертом этаже. Рокотов вставил ключ в замок, открыл дверь, пропустил вперед Туранова и подошел к окну. Он смотрел на остроконечные готические крыши, на новые здания, на зеленые островки скверов и бульваров, а вдали, в сизой дымке не то вечернего тумана, не то дыма вставали скелеты многоэтажных домов с пустыми глазницами окон, без крыши и этажных перегородок, словно гигантские перевернутые ящики. Памятники войны…

Валерий всматривался в дома, в лабиринты улиц. Где-то здесь двадцать лет назад шел во главе батальона его отец. Боксер смотрел на кирпичную стену двухэтажного особняка со следами пуль на фасаде. Здесь дыбилась земля фонтанами взрывов, пули щербатили стены и асфальт тротуаров…

— Валерий, любуешься городом? Ничего, хороший, — Виликтон уже успел переодеться в синий тренировочный костюм с белыми буквами «СССР» на груди. — Только надо поторопиться. Папа сказал, сейчас пойдем в спортзал на разминку, там на весах сделаем прикидку, а потом в баню.

«Папа» — это старший тренер. Так Виктора Ивановича любовно называют боксеры. Его слово — закон! Он не любит, когда кто-либо опаздывает. Дисциплина для всех одна. Валерий стал спешно раскладывать вещи.

Раздался стук в дверь.

— Можно, — сказал Валерий, не поднимаясь, и добавил:

— Битте! Пожалуйста!

В комнату вошел Виктор Иванович, за ним высокий негр. В руках он держал увесистый сверток. Рокотов сразу узнал негра — это был чемпион Великобритании Джефферсон Мелл. Увидев Рокотова, негр заулыбался, обнажая сахарно-белые зубы.

— О! Валле! Сальют!

Они обнялись как старые друзья.

— Ищет тебя по всему этажу, — пояснил Виктор Иванович, — ко мне пристал, давай Рокотова! Подарок, говорит, привез, вручить надо, пока не испортился.

В дверях толпились советские ребята, болгары, немцы. Джефферсон протянул Валерию пакет и быстро заговорил по-английски. В комнату протиснулся высокий смуглолицый болгарин и стал переводить:

— Он говорит, что его мисс… по-русски жена, и такой малый Боб дают сюрприз… Такой птица, — он поморщил лоб, подыскивая подходящее слово, но, не найдя, загоготал, как гусак. — Го-го-го! Понимаешь, га-га-га! На счастье… Такой обычай…

Виктор Иванович, удовлетворяя желание любопытных, развернул пакет. В нем лежал крупный, янтарный от жира, свежезамороженный гусь…

— Что с ним делать? — спросил Валерий, когда они остались одни.

— Не беспокойся, повара знают!

Спортсмены обживали боксерскую столицу. Накануне открытия чемпионата их можно было встретить всюду: на улицах, в парках, в залах музеев и картинной галерее. Берлинцы тепло встречали гостей.

Улицы, мосты, площади, памятники…

Вместительный автобус плавно остановился у ворот советского посольства. Женщины вынесли два больших венка, обвитых красными шелковыми лентами.

— Надо помочь, ребята, — велел Виктор Иванович.

Боксеры внесли в машину венки. Сразу запахло сосновой хвоей и розами.

— Один твой, — сказал Рокотову старший тренер, показывая на венки.

— Хорошо, Виктор Иванович, я понесу.

— Ты не понял. Один твой, на могилу отца.

У Валерия перехватило дыхание. Ему? Венок? А он только хотел попросить, чтобы остановили автобус у какого-нибудь цветочного магазина. Валерий с благодарностью посмотрел на старшего тренера.

— Спасибо, Виктор Иванович…

— А ты не меня одного благодари, тут весь наш коллектив руку приложил. И товарищи из посольства постарались.

Впереди на розоватом фоне вечернего неба возникли очертания триумфальной арки — Бранденбургские ворота. На массивной арке четверка металлических коней, впряженная в колесницу, грызла удила.

Водитель нажал на тормоза, и автобус остановился перед часовым на контрольном пункте. Высунувшись в дверцу, он протянул американскому солдату документы.

— О! Боксе! — воскликнул он, восхищенно посматривая через окна на спортсменов, и дал знак ехать. — Битте!

Автобус, лавируя в потоке машин, помчался по шоссе, которое пролегло между парками. Наконец, развернувшись, остановился у входа на братское кладбище.

Спортсмены вышли из машины, вынесли венки. Вместо ворот, по краям входа, огромные, высеченные из красного гранита, печально приспущенные знамена. Зелень, аккуратно подстриженные кусты. Впереди, на высоком пьедестале, знаменитая фигура воина-освободителя, с мечом в одной руке и с девочкой, доверчиво прижавшейся к нему, в другой. Ногами солдат попирал раздавленную свастику. По ясному, словно вымытому, весеннему небу плыли редкие мелкие облака, и лицо воина, освещенное вечерним солнцем, то светлело, озаряясь, то становилось мрачно-задумчивым.

Братское кладбище, расположенное в парке, представляло собой гигантский ансамбль-памятник. Величие подвига запечатлено в камне и граните. Боксеры, примолкшие, сняв головные уборы, несли венки по длинной аллее. Поднялись по широким ступеням к подножию главного памятника и возложили венок. Несколько минут стояли в скорбном молчании. Медленно пошли назад.

Соленый туман застилал Валерию глаза. Слезы навертывались сами. Где-то здесь лежит отец. Сердце гулко стучало, гоня толчками кровь. Нет, он не думал о смерти. Отец, которого он смутно помнил и больше знал лишь по фотографиям, был для него живым. И сын спешил к нему на свидание.

Строгие надгробные плиты, выстроенные в шеренгу, как солдаты на параде. И фамилии, фамилии, фамилии… От четких позолоченных букв рябило в глазах.

Валерий шел от одной плиты к другой. И вдруг, словно кто толкнул в спину, он остановился, замер. По спине заструился холодный пот. Дважды прочел короткую надпись, проверяя каждую букву:

Гвардии капитан

Рокотов К. А.

1922–1945 гг.

У Валерия дрогнули губы. Он не слышал, как подошли товарищи, как положили венок. Сердце, скомканное горем, забилось тяжело и надсадно.

— Здравствуй, папа!..

В Берлин для участия в чемпионате прибыло около двухсот спортсменов из двадцати четырех стран. Рекордное количество участников заставило Организационный комитет пересмотреть график чемпионата и начать состязания на один день раньше, чем было запланировано.

Взвешивание боксеров, медицинский осмотр, волнующие минуты жеребьевки — все позади.

Наступил долгожданный час. Вспыхнули юпитеры, заиграли фанфары, и семь с половиной тысяч болельщиков, заполнивших трибуны нового дворца «Вернер-Зееленбиндер-Холле», приветствовали сильнейших боксеров континента, вышедших на парад.

Первыми, по установившейся традиции, шли судьи, одетые в белые брюки и рубашки с черными галстуками-«бабочками», элегантные, строгие. Снежная белизна их одежды как бы подчеркивала чистоту совести и неподкупную объективность.