Энтони Хоуп - Пленник Зенды. Месть Руперта [сборник]

– Если он появится, я передам ему, – сказал начальник станции, окидывая взглядом привокзальную площадь.

На ней не было ни одного экипажа! Я знал, что вокзал находится на окраине города, так как проезжал через Винтенберг во время свадебного путешествия три года назад. Дополнительная трата времени, связанная с необходимостью идти пешком, усилила мою досаду.

– Почему нет экипажей? – сердито осведомился я.

– Обычно их очень много, – ответил начальник станции, – и этим вечером было бы достаточно, если бы не злополучное обстоятельство.

Еще одно злополучное обстоятельство! Моя экспедиция казалась обреченной на то, чтобы стать их жертвой.

– Перед вашим поездом подошел пригородный, – продолжал начальник. – Как правило, в нем почти не бывает пассажиров, но сегодня вечером прибыло человек двадцать или двадцать пять. Я сам собирал билеты – они все сели на ближайшей станции. Это не так уж странно – там хорошая пивная на открытом воздухе – но каждый из них сел в отдельный экипаж и отъехал, смеясь и перекрикиваясь с другими. Когда прибыл ваш поезд, оставались только два экипажа, и их тут же заняли.

Само по себе это ничего не значило, но я спросил себя, не входило ли в план лишить меня не только слуги, но и экипажа.

– Что это были за люди? – спросил я.

– Самые разные, – ответил начальник станции, – но большинство из них выглядело убого. Сомневаюсь, что у некоторых были деньги на поездку.

Мое беспокойство усилилось. Хотя я боролся с ним, называя себя бабой и трусом, должен признаться, был порыв попросить начальника станции составить мне компанию во время прогулки до отеля. Но, помимо нежелания демонстрировать, очевидно, беспричинную робость, я не хотел привлекать к себе внимание. Никто не должен был заподозрить, что у меня при себе нечто ценное.

– Ну, ничего не поделаешь. – Застегнув тяжелое пальто, я взял в одну руку саквояж и трость и спросил дорогу к отелю. Мои несчастья сломили равнодушие начальника станции.

– Идите прямо по дороге между тополями, сэр, – с сочувствием сказал он. – Через полмили начнутся дома. Ваш отель на первой площади справа.

Я сухо поблагодарил начальника, не вполне простив ему недавнюю невежливость, и двинулся в путь. Покинув освещенную привокзальную площадь, я осознал, что уже совсем стемнело – тени высоких деревьев усиливали мрак. Я едва видел дорогу и часто спотыкался на неровных булыжниках. Фонари были редкими и тусклыми, а прохожие отсутствовали вовсе, словно я находился за тысячу миль от любого жилого дома. Мне не давали покоя мысли об опасности. Я начал вспоминать все обстоятельства моей поездки, придавая каждой мелочи зловещий смысл, увеличивая значение всего, что могло казаться подозрительным, и обдумывая в свете новых обстоятельств каждое выражение лица и каждое слово Бауэра. При мне было письмо королевы, и я многое бы дал, чтобы рядом был старик Запт или Рудольф Рассендилл.

Когда человек подозревает, что ему грозит опасность, он должен не ругать себя за трусость, а вести себя так, словно эта опасность реальна. Если бы я следовал этому правилу, повнимательнее всматриваясь в обочины у дороги и землю под ногами, то, может быть, успел бы избежать ловушки, вытащив револьвер или уничтожив драгоценную ношу. Но я был слишком поглощен своими мыслями, а все, казалось, произошло за минуту. Когда я пришел к выводу о беспочвенности моих страхов и решил выбросить их из головы, я услышал тихий, напряженный шепот и заметил две или три фигуры в тени тополей на обочине. Внезапно они метнулись ко мне. Покуда я мог бежать, сопротивляться не следовало – я помчался вперед к огням города и силуэтам домов, находившимся примерно в четверти мили от меня. Вероятно, я пробежал ярдов двадцать, возможно, пятьдесят – точно не знаю, – но внезапно споткнулся и упал – поперек дороги была протянута веревка. Я лежал лицом в грязи. Один из преследователей придавил меня коленом, а другие схватили за руки. Кто-то выхватил у меня саквояж.

– Переверните его, – приказал чей-то голос.

Я тотчас узнал его. Мои страхи и предположения Антона фон Штрофцина были подтверждены, ибо голос принадлежал графу Люцау-Ришенхайму.

Меня начали переворачивать на спину. Воспользовавшись этим, я оттолкнул противников и на мгновение смог освободиться, поднявшись на колени. Но еще один человек, которого я не видел, врезался в меня внезапно, словно камень из рогатки. Я снова распростерся на земле – теперь лицом вверх, – и мое горло стиснули крепкие пальцы. В тот же момент меня опять схватили за руки. Несмотря на темноту, в человеке, склонявшемся ко мне, я узнал Руперта фон Гентцау. Он пыхтел от напряжения, но, поняв по моему взгляду, что я узнал его, торжествующе засмеялся.

– Где его саквояж? – снова послышался голос Ришенхайма. – Должно быть, это лежит там.

– Глупец! Нужно осмотреть его одежду, – с презрением отозвался Руперт. – Держите его, пока я буду искать.

Левая рука Руперта не отпускала мое горло, но свободная правая начала шарить по мне. Я лежал, абсолютно беспомощный. Руперт нашел мой револьвер и с усмешкой передал его Ришенхайму, который стоял рядом. Потом он нащупал и вытащил коробку. Он открыл ее, рискнув отпустить мое горло, но прижав коленом грудь так, что я едва мог дышать.

– Посветите мне! – крикнул Руперт.

Другой негодяй направил на коробку луч потайного фонаря. Увидев, что лежит внутри, Руперт снова засмеялся и спрятал это в карман.

– Скорее! – торопил Ришенхайм. – Мы получили, что хотели. В любую минуту кто-нибудь может здесь появиться.

На момент блеснул луч надежды. Потеря коробочки была несчастьем, но я бы простил судьбу, если бы они не нашли письмо. Руперт мог подозревать, что я несу какой-то сувенир, но не мог знать о письме. Послушает ли он Ришенхайма? Нет, граф Гентцау все делал основательно.

– Мы можем оттащить его в сторону, – сказал он и продолжил обыск.

Моя надежда испарилась. В следующий момент Руперт нашел записную книжку и, подав знак сообщнику поднести фонарь ближе, начал обследовать ее содержимое. Помню выражение его лица с кривящимся ртом и блестящими глазами, выхваченного из темноты лучом фонаря. Найдя письмо, он тут же вскрыл его и начал читать, не обращая внимания ни на нервозность Ришенхайма, ни на мои взгляды, полные бессильной ярости. Руперт читал медленно, как будто сидел в кресле у себя дома; его губы скривились в улыбке, когда он дошел до последних слов королевы, обращенных к возлюбленному. Ему удалось заполучить куда больше, чем он рассчитывал.

Ришенхайм положил ему руку на плечо.

– Скорее, Руперт! – повторил он.

– Оставь меня в покое. Я давно не читал ничего настолько забавного. Посмотри-ка! – И он со смехом указал на нижнюю часть последней страницы.