Алексей Грай - Золото друидов

Тэнк! — Оперенная смерть, разрезая воздух, уносится в сторону ладьи.

Тэнк! Тэнк! — Срываются с тетивы ее товарки.

Тэнк! Тэнк! Тэнк! — Руки Забияки будто живут собственной жизнью. Хищная гадюка стрелы ложится на тетиву. Левая рука рывком дергает лук от тела, сгибая его крутой дугой, правая — резко тянет на себя упругую струну бечевы. Подобный бичу «тэнк» — хлопок тетивы по пластине на запястье, и еще одна остро заточенная смерть уходит в воздух.

Хлопки и треньканье сливаются в один неразборчивый гул. Хьялю слышится пронзительный свист разрезающих воздух стрел, хищное клацанье вонзающихся в дерево и плоть стальных наконечников.

Первый тул пустеет. Не останавливаясь ни на мгновенье, Торгейр берется за второй. Лицо его все так же абсолютно бесстрастно.

Новая волна густооперенных смертей накрывает столь неосторожно подставившийся корабль.

Ладья вздрагивает подобно споткнувшемуся на полном скаку коню. Движение весел теряет слитность и ритм. Некоторые бессильно провисают. Корабль так резко вихляет в сторону, что кормчий идущей следом ладьи не успевает отвернуть.

Глухой стук бортов, сдавленные проклятия и треск ломающихся весел слышны даже здесь, за несколько сотен шагов. Идущие следом ладьи неуклюже меняют курс, бросаются в стороны, теряя скорость.

На все ушло время равное тому, за которое до конца прогорает тонкий, хорошо просушенный отщеп лучины.

Над скамьями проносится облегченный выдох.

Конунг махнул рукой, и над палубой зазвучали зычные команды Асмунда.

— А ну поднажали, щенки, или в чертоги Эгира захотели! Думаете Ран таким соплякам даст!? А ну, турсовы дети…

Когда Торгейр возвращался на скамью, взгляд его донельзя напоминал взгляд обожравшегося ворованной сметаной кота, даром что глаза карие. Забияка был явно доволен собой и жизнью.

Десятки весел в едином порыве вспенивают водную гладь. Ладьи быстрокрылыми чайками устремляются вперед. Сгрудившиеся в кучу черные корабли остаются далеко за кормой.

Следующие двое суток превратились для них в гонку со смертью.

Вопреки надеждам, чужие ладьи не отстали, черные паруса не растаяли в мглистой мороси, как плохой сон. Той передышки, что выспорил Торгейр, хватило лишь, чтобы не дать прижать себя к берегу. Вражеские корабли на удивление быстро восстановили ход и теперь черными кляксами маячили в нескольких перестрелах за кормой. Каждый раз, оборачиваясь люди, видели за спиной реющие на горизонте темные пятна вражеских парусов. Иногда исчезая, они тут же появляясь вновь. Словно, чтобы вестландцы ни на мгновенье не забывали, что теперь уже они добыча. Непривычное чувство для людей, привыкших быть ужасом подлунного мира.

Поделенные на части гребцы постоянно менялись, но попросту не успевали отдыхать. К вечеру смены пришлось сократить до нескольких часов, и все равно воины были вымотаны до предела. Нелегко, ворочая веслами, поддерживать предельную скорость ладей. Однако стоило им чуть замедлиться, как расстояние между ними и гончими начинало неумолимо сокращаться.

Все с нетерпением ждали ночи, но тьма не принесла облегчения. Силуэты чужих кораблей и не думали пропадать, лишь слегка поблекли в мертвенном свете луны. Не растаяли они и в утреннем тумане.

Безумие продолжалось. Странные корабли неотступно следовали по пятам, словно ожидая, когда вестландцы, наконец, выдохнуться и сдадутся. Судя по всему, ждать осталось недолго. У вымотавшихся хирдманов уже не оставалось сил на еду. Передав весло сменщику, они тут же прямо у скамей валились спать и подолгу не могли проснуться, когда вновь приходил их черед садиться на весла. Сил не осталось даже на ругань и проклятия.

Под стать ситуации была и природа. Эти края никогда не были усладой для глаз, но сейчас тянущиеся за бортом бесконечно бесприютные гористые пустоши, из которых перстами великанов торчат высокие зубчатые скалы, вызывают у воинов стойкую ненависть. Как и птицы, что мириадами черных точек кружат над ними, пронзительными криками, оплакивая незавидную людскую участь.

Конунг, с самого начала гребший наравне с остальными, мрачнел с каждым часом. Ему было ясно, что спасти их может только чудо.

Вечером второго дня безумной гонки Агнар подошел к скрючившемуся на низкой скамье у правила Асмунду. Конунг уселся на корточки, устало откинувшись на возвышающийся за спиной борт.

— Что посоветуешь, Старый Медведь? — Агнар называл Асмунда прозвищем редко, лишь когда хотел показать, что им требуется весь его немалый опыт. — К утру начнутся владения финнов, а у нас на хвосте четыре ладьи. Не след наших новых знакомых приводить прямо к стойбищам наших старых знакомых и почти друзей. Может, пройдем мимо не сворачивая.

— Скажу, что представлять друг другу старых и новых знакомых действительно не след, но и мимо пройти не выход. — Глаза Асмунда покраснели, лицо осунулось. Уже второй день, кормчий не подпускал к правилу никого, прекрасно понимая, что любая заминка, любое отклонение от курса дает преследователям дополнительный шанс. К усталости добавлялось беспокойство за сыновей, которые сейчас были на идущем вплотную позади Скрежещущем. — Хоть эти мореходы и похуже нас, но на веслах у них людей явно больше. Так что играть с ними в догонялки бесполезно. Догонят аки волк овечу, съедят и даже не подавятся. Да и куда дальше бежать? На край мира к инистым великанам? Так может лучше уж честная смерть от меча, чем в их ледяных объятьях?

— Что предлагаешь? Принять бой в море, пока люди еще стоят на ногах? Связать ладьи и драться на палубах?

— Можно и драться. — Пожал плечами старик. — Только сдается мне, толку будет немного. Люди хоть и стоят на ногах, но вымотаны аки боевые кони после весенней ритуальной схватки. Того и гляди, пена с губ закапает. Да и этих чернопарусных явно больше в разы. Навалятся скопом. А если не дураки, так вообще стрелами закидают, как Кьяртана. Сам же видел — палуба срезнями аки еж иглами была утыкана. На корабле от стрелы-то особо не спрячешься. Куда ты от нее: под скамью полезешь или парусом накроешься?

— Лучники у нас и свои есть. — Нахмурился конунг.

— Есть-то есть. Только вот на одну нашу стрелу три-четыре их лететь будет.

— Тогда укрыться в шхерах? Уйдем в проливы, спрячемся в скалах?

Асмунд на мгновенье задумался.

— Думаешь, кто из наших здешние шхеры хорошо знает, конунг? Я так точно нет. А в незнакомые фьорды здесь, где побережье аки птичьим пометом камнями усыпано, и скалы из воды аки зубы торчат, я бы соваться не рискнул. Да и следят они за нами. В сторону вильнем — вдогон кинутся — только хуже может выйти.

Агнар недовольно посмотрел на старика.

— Асмунд, что-то ты раскаркался сегодня? Прям как ворона. Даром, что белый весь.