Алексей Грай - Золото друидов

— Щас как дам по уху. Шутник безмозглый. Тоже мне Локи нашелся.

Вермунд не посчитал нужным снизойти до ответа. Тем более, Арни и сам не знал наверняка, чего в его голосе больше, облегчения, плохо скрытого страха или хоть какой-то угрозы.

Свист становился все ближе, вместе с протяжным скрипом досок под чьими-то ногами. Неверный лунный свет, пробившийся через покрывало туч, обрисовал в десятке шагов впереди размытую фигуру.

— Вермунд. — Арни поплотнее обхватил древко копья. Дурацкий розыгрыш явно затянулся.

— Вермунд! — неуверенно протянул караульный. Подросток облизнул пересохшие губы. Слишком уж крупным выглядел идущий к нему человек.

— Но… ты же не Вермунд. — Арни попятился. Мужчина, представший перед юношей, был ему совершенно незнаком. Большой и крупный, почти толстый с крупными чертами лица и густой шапкой черных волос. — Стой!

За спиной подростка бесшумно возник темный силуэт. Сильные руки резко и грубо сдавили горло, не давая освободиться рвущемуся с губ крику. Хищно блеснул нож. Бездыханное тело караульного мягко опустилось на холодные доски настила.

— Ты прав, я не Вермунд. — Черноволосый меланхолично пихнул труп сапогом.

— Часовые мертвы, — хрипло прошептала тень.

Черноволосый отвлекся от трупа.

— Открывай ворота и заводи людей. Только тихо. Чем позже наступит переполох, тем легче все пройдет.

— Конунг, не стоит нам возвращаться туда.

Скагги Гудбрандсон по прозвищу Сокол мрачно посмотрел на говорившего. Крупный мужчина с резкими чертами лица и светлыми волосами, конунг и раньше редко улыбался, а в последнее время вообще стал суров и хмур. Что ж на это у него есть все причины.

Зима выдалась тяжелой. Летний поход почти не принес добычи, а задержал знатно. Когда потрепанные ладьи вернулись к родным берегам, жатва уже закончилась. Из-за отсутствия большинства взрослых мужчин и рано начавшихся дождей значительная часть итак небогатого в этих местах урожая погибла. Того, что удалось сохранить, до весны явно не хватало. Достаточных запасов рыбы заготовлено также не было. А тут еще необычайно холодная зима. Им едва не пришлось возрождать старый обычай и избавляться от ставших лишними ртов: стариков, больных, младенцев, которым все равно не пережить голодных морозов. Однако боги, будто в искупление последних неудач, смиловались. Скагги удалось удачно разжиться едой у более запасливых соседей. На это ушла значительная часть скопленных с прошлых, более прибыльных походов трофеев, но результат того стоил — хотя люди и ослабели от бескормицы, среди взрослых мужчин умерших почти не было.

Когда затянувшаяся зима, наконец, подошла к концу, и снег начал таять, Сокол устроил для воинов традиционный весенний пир. Стол в этом году беден на угощение, но пива вдосталь. Воины жадно глотают из массивных кубков пенный напиток, которым в последнее время жизнь их не баловала. На ячмень тоже пришлось изрядно потратиться, но конунг посчитал, что это малая плата за боевой дух давно не видевших удач, измаявшихся за период суровых зимних холодов людей.

По старому обычаю на подобных пиршествах присутствуют только дружинные. Женщины и прочий люд, не относящийся к уходящему каждое лето в поход хирду, сегодня ночуют в других домах, а кое-кто и пристройках. На эту ночь большой дом становится сугубо мужской территорией. хирдманы едят, пьют, вспоминают старые дела и обсуждают грядущие походы. Кое-где еще сохранились замкнутые воинские союзы, вообще не допускающие женщин в крепости. Сокол не собирается заходить так далеко, но тоже считает, что воины в такой момент должны чувствовать единство, а женская болтовня и присущие ей ссоры здорово мешают этому.

Этим летом Скагги вновь собрался в ирландские земли, которые он так бесславно покинул осенью. Он лелеял эту идею всю зиму. Сокол хотел богатства и славы, а еще конунг жаждал мести. Когда пир достиг апогея, Скагги произнес речь, сообщая о планах воинам.

Вопреки опасениям люди поддержали его. Вождь хорошо выбрал момент. Прошедшая зима притупила горечь поражения, а влитое внутрь пиво здорово прибавило уверенности в себе. Никто и не вспоминал, как они, поджав хвосты, словно побитые псы, убегали от преследователей по извилистым рекам далекого Эрина. Никто кроме Рольва.

Скагги недовольно оглядел командира второй ладьи. Жилистый и светловолосый, когда-то отчаянно храбрый, Рольв в прошлом походе потерял глаз и сразу будто сдулся. Бывший балагур и душа компании стал замкнут, нелюдим и, если не нехватка ячменя и солода, скорее всего, к концу этой зимы благополучно бы спился. Он был пьян и в этот вечер, скотски пьян, но протрезвел, как только услышал о предстоящем возвращении на Зеленый остров.

— Почему? К нам присоединится Агнар — это еще почти сотня бойцов. Договоримся о проходе по рекам с данами или еще кем. Добраться туда легко.

— Добраться легко, да вот выбраться трудно.

— В тот раз мы были не готовы. Ну, угодили в засаду к местному вождю. Вас было-то там три десятка. А сейчас нас будет в пять-шесть раз больше. — Конунг начал потихоньку закипать. Его раздражал этот пустопорожний разговор о уже решенном.

— Но и они будут нас ждать.

— Почему ты так протестуешь против этой затеи? Знаешь, мне кажется, что ты чего-то не договариваешь. Что тогда произошло на самом деле? Что случилось с тобой на болотах.

Воин потупил глаза.

— Конунг, я тогда соврал …

— Аргх-х-х-х-х! — вой переходящий в хрип.

В зал ввалился, прижимая ладони к животу, вышедший по нужде хирдман. По дощатому полу за ним широкой полосой тяняется кровавый след.

Разговоры разом смолкли. В холодной липкой тишине бичом прозвенел резкий вой боевого рога.

Хрипло булькнув, воин упал навзничь и затих.

Скагги не зря почти два десятка лет водил в сечи полки. Он первым выскочил из-за стола и кинулся к запертой на ключ комнатке. Еще один старый обычай — на время больших праздников конунг убирал все серьезное оружие подальше, стремясь избежать кровопролития среди зачастую слишком вспыльчивых в пьяном угаре дружинных.

Чтобы нашарить нужный ключ среди нескольких висящих на поясе, ушло несколько мгновений. Еще несколько мгновений, чтобы нащупать узорчатую скважину засова.

Конунг едва не взвыл, кляня себя последними словами — когда он в последний раз смазывал засов. Клятый ключ отказывается поворачиваться. Сердце стучало загнанным зверем.

Остальные пришли в себя мгновением позже. Воцарилась суматоха. Люди столпились за спиной конунга, отталкивая друг друга. Десятки рук тянуятся за вожделенными клинками, отгороженными тяжелой дверью. Звучат проклятия и ругань, кто-то во весь голос призывает богов. Даже самым глупым из них ясно, что без оружия они лишь обреченное на заклание стадо овец.