Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 2.

— Могу ли я сразу сказать, ваши превосходительства, что я безоговорочно поддерживаю все действия мистера Флэшмена. Они выполнены в точности так, как я мог бы этого пожелать.

— Согласен, согласен, — проговорил Гауг, и постучал по столу. — Хороший парень.

Хардинг не обратил на это внимание. Полагаю, что так же как и Литтлер, он считал, что я слишком много на себя беру, однако в отличие от генерала, не был готов признать, что я был прав.

— К счастью, как представляется, ничего плохого не случилось, — холодно заметил он. — В любом случае, полагаю, чем меньше об этом будут говорить, тем лучше. Согласитесь, майор Броудфут, что любая публикация о предательстве сикхов может иметь самые печальные последствия. — Не ожидая ответа Броудфута, он обернулся ко мне: — И я не хотел бы, чтобы то, что вы испытали в руках врагов, стало бы известно за границей. Это ужасные вещи. — Он говорил об этом так, словно обсуждал погоду. — Я поздравляю вас со счастливым избавлением, но если подробности станут широко известны, это может иметь слишком возбуждающий эффект, который ни к чему хорошему не приведет.

Хардинг отнюдь не имел в виду последствия для меня — просто даже в разгар войны, он беспокоился о нормализации наших отношений с Пенджабом после того, как она закончится; так что поджаренная задница Флэши не должна была заслонять радужных перспектив. Раньше я просто не любил Хардинга, но теперь я его возненавидел. Конечно же, я сразу согласился, как образцовый маленький подхалим и Гауг, который нетерпеливо ерзал на месте, тут же вставил свое слово:

— Скажи, мой мальчик — и даже если ты ошибешься, я не буду тебя обвинять. Этот Тедж Сингх... ты его вроде бы знаешь. Можем ли мы надеяться, что он сможет совершить самое худшее — для своей же армии?

— Да сэр, — твердо ответил я. — Я думаю так: сам он бы вечно сидел у Фирозпура. Но его офицеры могут заставить его изменить решение.

— Полагаю, сэр Хью, — вмешался Хардинг, — что разумнее будет взвесить известные нам факты, нежели мнение мистера Флэшмена.

Гауг нахмурился, услышав такой тон, но все же кивнул:

— Конечно, сорр Хинри. Но как бы там ни было, мы должны двигаться к Фирозшаху — и как можно быстрее.

После этого меня отпустили, но прежде Гауг настоял, чтобы выпить за мое здоровье — Хардинг при этом едва оторвал свой стакан от стола. Да и черт с ним — я был слишком измотан, чтобы обращать на это внимание и действительно готов продрыхнуть хоть целый год, но разве мне дали шанс? Я едва успел стянуть сапоги и чуть смыть свою усталость холодной водой, когда в мою палатку ввалился Броудфут, с бутылкой в руках, переполненный радостью и поздравлениями, большая часть которых предназначалась ему самому — за то, что он был так умен, что послал в Лахор именно меня. Я ответил, что Хардинг, похоже, так не думает, а он фыркнул и заявил, что Хардинг — осел и напыщенный сноб, который ни черта не смыслит в работе политических агентов — но я не должен обращать на это внимание, а лучше рассказать ему о Лахоре, все что я знаю — и тут он плюхнулся на мой чарпой [670], блестя очками и весь обратился в слух.

Ну, вы все это знаете, а до полуночи узнал и он — все, за исключением наиболее веселых мест моих приключений с Джиндан и Манглой, о которых из деликатности я решил не упоминать. Я подробно рассказал о моей дружбе с Далипом, в уважительном тоне говорил о Гарднере и замолвил словечко о Джассе — и вы знаете, Броудфут, оказывается, все это время был в курсе подлинной личности этого удивительного негодяя, но принципиально не сообщил мне об этом. Когда я закончил, он с удовольствием потер руки.

— Все это весьма ценно. Особенно, конечно же то, что тебе удалось завоевать доверие юного махараджи... и его матери... — Он бросил на меня острый взгляд, но я встретил его с по-детски невинным видом, от которого он порозовел и начал протирать свои очки. — Да и Гулаб Сингха также. Все трое будут решающими фигурами, когда все это закончится. Да...

На мгновение он впал в очередной свой кельтский транс, но сразу же очнулся.

— Флэши — я собираюсь попросить тебя сделать одно сложное дело. Тебе оно не понравится, но его нужно сделать. Понимаешь?

О, Иисусе, — подумал я — ну что же еще? Он захочет, чтобы я отправился в Бирму, или выкрасил волосы в зеленый цвет, а может быть, предложит мне похитить короля Афганистана — черт его побери! Я свое дело сделал и будь он проклят! Конечно, я с готовностью спросил Джорджи, что это за дело, а он бросил взгляд на мою лодыжку, все еще покрасневшую и опухшую, которую я замотал в мокрое полотенце.

— Вижу, она все еще болит. Но ведь это не помешало тебе сегодня проскакать тридцать миль — а если завтра случится кавалерийская атака на хальсу, ты ведь все равно примешь в ней участие, даже если это тебя добьет, не так ли?

— Чертовски надеюсь на это! — воскликнул я, хотя сердце у меня ушло в пятки, а Броудфут покачал головой в глубоком восхищении.

— Я знал это! Только что из огня — и снова рвешься в пламя. Именно таким ты был и во время отступления из Кабула. — Он похлопал меня по плечу. — Ну что же, прости меня, мой мальчик — но этого не будет. Я хочу, чтобы к завтрашнему дню ты и шагу не мог ступить, не то что взобраться на лошадь — понимаешь?

Я не понимал, но нюхом чуял, что-то чертовски странное.

— Дело вот в чем, — с напором начал он. — Прошлой ночью мы сражались в самой упорной битве, какую мне до сих пор приходилось видеть. Эти сикхи — самые стойкие и смелые парни на свете — каждый из них стоит двух гази — я сам убил четырех, — скромно добавил он, — и говорю тебе, Флэши, их тяжело убить! — Он помолчал, нахмурившись. — Ты когда-нибудь замечал... как мягка человеческая голова [671]? Ну так вот, то, что мы делали прошлой ночью, мы будем делать опять. Гауг должен разбить половину сил Лала в Фирозшахе — и насколько я не ошибаюсь, это будет самый кровавый день, который когда либо только видела Индия. — Он покачал пальцем. — Это может решить судьбу этой войны...

— Да-да! — воскликнул я, весь само рвение, хотя меня уже просто тошнило от страха. — Но для чего тогда все эти разговоры насчет того, что я не смогу принять участие в...

— Любой ценой, — торжественно заявил Джорджи, — ты должен удержаться в стороне от битвы. Во-первых, ты пользуешься доверием людей, которые под нашим руководством будут управлять Пенджабом уже в следующем году — это слишком ценно, чтобы рисковать и я не хочу позволять этого. Так вот, если Гауг завтра захочет использовать тебя в качестве адьютанта — чего, как я знаю, он хочет — так вот, он тебя не получит. Но я не хочу говорить ему истинную причину, поскольку в нем не больше политического чутья, чем в министерской кошке — он просто ничего не поймет. Так что мы должны обмануть его, да и всю армию, а твоя больная нога поможет нам в этом. — Броудфут положил руку мне на плечо, мигая по-совиному. — Это не слишком-то приятное дело, но это нужно в интересах службы. Знаю, что тяжело требовать от тебя, чтобы ты держался в стороне, когда все мы бросимся в схватку, но... так что ты скажешь, старина?