Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 2.

— Какого черта Гарднер нас во все это впутал? Неужели он не мог сам увезти мальчишку?

— Май Джиндан никогда бы не позволила этого. Она мне не доверяет, — ответил Гулаб с самым невинным видом пожимая плечами. — Только Флэшмен-багатуру могла она доверить своего драгоценного невинного агнца — ах, вот что значит быть молодым, прямодушным, здоровым и... к тому же британцем! — он одобрительно подмигнул мне, затрясшись от смеха, и подлил мне в стакан бренди. — Твое здоровье, солдат! Помнишь, мы стояли плечо к плечу — ты и я, а вокруг пела холодная сталь! Ты же не лишишь старого Гулаба возможности помочь тебе!

Все это было болтовней — за исключением одной вещи. Прежде всего, у меня не было выбора, а Далип был единственным махараджей, устраивающим все партии — так что в руки старого Гулаба пришла козырная карта. Он несколько месяцев вел переговоры с нами и, одновременно, сохранял свои высокие ставки у хальсы, а теперь, когда обстановка явно начала складываться в нашу пользу, он сделал так, чтобы обеспечить себе возможность диктовать собственные условия. Хардингу же останется только проглотить все это и при том выглядеть довольным — впрочем, почему бы и нет? С Далипом и Джиндан в Лахоре и Гулабом — в Кашмире, северо-западная граница будет в безопасности как никогда.

— Это продлится всего один день — максимум, два, — продолжал он. — А затем я отвезу махараджу Далипа и передам его в руки Сиркара. Ага, Флэшмен, война закончена. Хальса куплена и продана, причем не только Тедж Сингхом. Хальса думает, что на своих позициях в Собраоне она в полной безопасности, потому что даже Джанги-лат вряд ли решится атаковать их там, даже если достанет где-нибудь большие пушки — они все еще мечтают об атаке на Дели! — Он наклонился ко мне, усмехаясь, как сытый толстый тигр. — А ведь прямо сейчас планы этих их прекрасных укреплений уже находятся по дороге к Гаугу Белой Куртке — ага, уже завтра ваши инженеры будут знать все о каждой траншее и про каждую башню, о каждом укреплении и каждой пушке — в той самой прекрасной ловушке, которую хальса сама себе приготовила в излучине реки! Их крепость? Да скорее это — их гроб! Потому что ни один из них не уйдет... и от хальсы ничего не останется, кроме недоброй памяти! — Гулаб снова наполнил свою чашу, выпил и облизал губы — этакий мистер Пиквик в пуггари, благосклонно качающий мне головой. — Это — мой подарок вашему правительству, багатур! Полагаю, этого достаточно, как ты думаешь? Оставит ли оно после этого мне Кашмир [710]?

Вот это да — предательство стало таким сложным и бесстыдным, что превратилось в государственное дело! Если бы фортуна изменила нам при Мудки или Фирозшахе, этот гениальный старый варвар был бы сейчас душой и сердцем вместе с хальсой, и, несомненно, вел бы ее на Дели. А поскольку этого не случилось, он теперь приветствовал их гибель — и снова к своей пользе, как настоящий жестокий дикарь. Я всегда мечтал о возможности представить его когда-нибудь Отто Бисмарку; из них бы вышла отличная парочка.

Ну, что ж, можете быть уверены, он обеспечил себе поддержку с нашей стороны — а маленький Далип в его руках послужил бы отличной гарантией. Это было дело Гулаба и я желал ему в этом успеха; меня же тревожило то, что из-за него и Гарднера моя миссия провалилась — и что же я теперь скажу Хардингу?

— Ну как что? Ты благополучно увез ребенка, но тебя почти совсем уже зажимали уланы хальсы, как тут, вдруг, случайно появился преданный Гулаб, чтобы спасти тебя и его! Разве это не правда, в конце концов? И поневоле тебе пришлось оставить ребенка у Гулаба, который отказался расстаться с ним — ведь повсюду вокруг просто рыщут эти убийцы из хальсы! — Он коротко хохотнул и снова выпил, пощипывая свои бакенбарды; в жизни не видел более довольного собой жулика! — Нужно будет рассказать какую-то героическую историю... полагаю ты сможешь это сделать. — Он значительно посмотрел на меня. — Это принесет пользу нам обоим, Флэшман-сагиб.

Я достаточно кисло спросил, какую пользу это может принести мне, и он бросил на меня хитрый взгляд.

— Что бы ты хотел получить от короля Кашмира... после того, как он вступит в свои права? Могу принять тебя на хорошо оплачиваемую службу — прямо сейчас. Ага — и теплый привет от сладенькой вдовушки, моей невестки. Подумай об этом, багатур.

Смешно, не правда ли — королева надеется выйти за меня замуж, король сулит мне золотые горы, в то время как верх моих собственных мечтаний — ступить, наконец, с пристани Колаба в Бомбее на палубу судна Ост-Индской компании, направляющегося домой, в Англию, и никогда больше не видеть эту грязную и смертельно опасную страну. Можно только было поблагодарить своего ангела-хранителя, за то, что мне удалось оказаться здесь — в уютном лагере у скал Джупиндар, попивая бренди у костра Гулаба, в то время как маленький Далип быстро заснул в палатке неподалеку (Гулаб просто заискивал перед ним, но благородный королевский отпрыск слишком устал, так что встретил все знаки внимания достаточно холодно), а уланы хальсы обезоружены и взяты под стражу. Они приняли это даже не пискнув, как только узнали, кто их захватил в плен. Так что пока я был в безопасности, а все, что мне оставалось, это переправиться через реку и доложить Хардингу о провале — должно быть, ему это понравится.

К моему удивлению, я так долго проспал на нашей стоянке в Джупиндаре, что было уже далеко за полдень, когда я наконец объявил Далипу, что он не поедет вместе со мной в армию Сиркара, а пока должен остаться в гостях у своего родственника, Гулаб Сингха, до тех пор как ему можно будет безопасно вернуться домой к маме. Я уже ожидал королевской истерики, но он принял это даже не моргнув своими огромными карими глазами и величественно кивнул, оглядывая лагерь, кишащий сторонниками Гулаба.

— Ага, понимаю, в чем дело — их много, а вас только трое, — проговорил он. — Можно я возьму мой револьвер сейчас, Флэшмен-багатур?

Должен признаться, это меня поразило. Он был буквально от горшка два вершка, увезенный переодетым из материнского дворца; в него стреляли и ему пришлось спасаться от погони сквозь ледяную мглу, а теперь ему приходилось остаться в руках негодяя, о котором он слышал только плохое — и все, что его беспокоило, это был обещанный пистолет! Несомненно, пенджабские князьки были приучены ко всяким тревогам еще с колыбели и понятен восторг, который Бог знает сколько мальчишек испытывают по отношению к оружию — но меня тронуло то, что какие бы пороки не появились у Далипа в дальнейшем, среди них не было одного — трусости. Мальчишка просто внушал благоговение.

Мы стояли поодаль от других, пока Гулаб пил свой утренний пунш на ковре, разостланном перед палаткой, внимательно поглядывая вокруг, а Джасса и Ахмед возились с лошадьми. Я позвал Ахмеда и достал своего «купера». Далип смотрел круглыми глазами, как я забил в барабан шесть патронов. Я показал ему действие механизма и зажал пистолет в его маленьком кулачке; ему пришлось перехватить рукоять повыше, чтобы дотянуться пальцем до курка.