Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 2.

Ее солдаты вполне заслужили его. Их стало на 1400 меньше, чем было, а еще 5 000 раненных стонали в казармах Фирозпура; при этом они убили 16 000 пенджабцев и разбили лучшую армию к востоку от Суэца. Кстати, дома поднялся страшный крик из-за наших потерь. Видя всю дикость двух из четырех сражений и зная боевые качества врага, могу сказать, нам еще повезло, что «счет от мясника» был столь мал — под руководством Пэдди он был ничтожным, просто на удивление коротким.

Если среди войск чувствовалось расслабленное благодушие, то штаб-квартира напоминала конюшни Конной гвардии во время пожара. Хардинг как раз издал прокламацию, в которой объявлял об окончании войны, причем все это случилось по вине сикхов — мы не желали расширения территории и действовали справедливо со всемерной сдержанностью, но если местные властители не хотят идти на сотрудничество, чтобы спасти государство от анархии, то правительство Е.К.В. может пойти на «другие изменения», и все такое прочее. В результате, гонцы выбивались из сил, клерки потели, армия слуг носилась туда и обратно с самыми различными вещами — от прохладительных напитков до предметов обстановки, и целый букет молоденьких адъютантов скучал, развалясь на стульях. Возможно, я и слишком язвителен, но все же замечу: стоит только смолкнуть последнему выстрелу, как, точно по мановению волшебной палочки, появляются целые толпы подобных героев. Не имея внятных обязанностей, они гогочут в тонах фортиссимо, тибрят джин для своих «коктейлей», и воняют помадой для волос. Такая вот группа сидела и у палатки Лоуренса, перемывая кому-то косточки и обмахиваясь метелочками от мух.

— Говорю тебе, парень, — произнес один из них. — Сюда нельзя — майор сегодня не принимает штатских.

— О, пожалуйста, сэр, — умоляюще затянул я, не раскрывая свое инкогнито, — знаете, это ужасно важно.

— Если ты принес новые сплетни, — милостиво разрешил мой собеседник, — тогда пойди к этому — как там его зовут, Томми? А, да-а, хансамаху — это ну... вроде лакея, тупица.

— Как мне сказать, кто меня к нему направил? — застенчиво поинтересовался я. — Привратники майора Лоуренса?

— Помни о манерах, парень! — взвился он. — Кто ты такой, ко всем чертям?

— Флэшмен, — небрежно бросил я и с удовольствием увидел, как у них перехватило дыхание. — Нет-нет, не вставайте — вы можете случайно шлепнуться на задницу. И, кстати, о лакеях, почему бы вам не пойти и не помочь Баксу чистить ложки?

После этого я почувствовал себя лучше, а еще лучше мне стало, когда Лоуренс, едва завидев меня, сразу же отпустил своих офисных валла и горячо пожал мне руку. Он выглядел еще более сгорбленным и озабоченным, чем обычно, в рубашке с закатанными рукавами, сидя за столом, заваленным бумагами и картами, но внимательно выслушал рассказы о моих приключениях (в которых я так ни разу и не упомянул о Джассе), а также заметил, что моя неудача с доставкой Далипа не имеет особого значения.

— Это не ваша вина, — скупо бросил он в своей обычной манере. — Гулаб пишет, что с мальчиком все в порядке — а это главное. В любом случае — все в прошлом. Меня заботит будущее и то, что я скажу вам, только начинается. Ясно?

Он вонзился в меня буравчиками глаз, выпятив свою монументальную нижнюю челюсть и потирая подбородок.

— Сэр Генри Хардинг не любит вас, Флэшмен. Он считает вас легкомысленным грубияном, слишком независимым и не уважающим мнение старших. Ваше поведение во время войны — которым, позвольте заметить, я вполне удовлетворен — его вот не устраивает. «Причуды Броудфута» — ну, вы понимаете. Могу вам сказать, что когда мы узнали, что Гулаб перехватил мальчика, он даже поговаривал о том, чтобы отдать вас под трибунал, и даже предполагал, что вы действовали по сговору с Гарднером. Это все следствие индийской политики — эти люди заставят вас подозревать кого угодно. Так или иначе, вскоре мне удалось его переубедить. — Я готов был поклясться, что на мгновение его лошадиное лицо триумфально расцвело, но тут же погасло вновь: — В любом случае, он не переносит вас и считает бесполезным.

Это в точности соответствовало моему собственному мнению о Хардинге, но я промолчал.

— Ну, так вот, Гулаб Сингх приезжает завтра, чтобы ознакомиться с условиями договора — и я отправляю вас встретить его и провести в лагерь. Вот почему я и вызвал вас. Вы пользуетесь доверием этого старого лиса — если это можно сказать хоть о ком-нибудь — и я хочу, чтобы об этом знали. Особенно — сэр Генри. Ему это может не понравиться, но я хочу, чтобы он понял, что вы здесь просто необходимы. Это понятно?

Я ответил, что да, но зачем?

— Потому что когда договор будет заключен — условия разглашать не могу, они секретны, пока с ними не ознакомится Гулаб, — весьма вероятно, что в Лахоре потребуется британское присутствие во главе с резидентом, который поможет держать дурбар на коротком поводке. Резидентом буду я — и я хочу, чтобы вы стали моим главным помощником.

И всем этим я обязан, великому Генри, подумал я. Что ж, это почти столь же высокий знак признательности, как рукопожатие самого герцога Веллингтона или один из самых экстатических стонов Элспет. Но все это было так неожиданно и забавно, что я чуть не расхохотался.

— Вот почему я вас сейчас продвигаю. Гулаб будет eminence grise [723] и если станет заметным, что он уважает вас и доверяет вам, это поможет мне убедить Г.Г. в необходимости вашего назначения. — Он выдавил кислую улыбку. — Они ни во что не ставят нас, политических агентов, так что мне придется убеждать и Карри, и остальных валла в самой Калькутте. Но я справлюсь.

Когда я думаю о количестве знаменитых мужчин — и женщин — которые достаточно ценили меня и создавали высокое мнение о моем характере и способностях, я начинаю испытывать беспокойство за будущее моей страны. Я имею в виду, что если уж они во мне не сумели разглядеть фальшивку, разглядят ли ее в других? Однако все же приятно, когда о тебе хорошо думают и даже помогают поправить финансовое положение — в качестве компенсации за адские опасности — так что мелкие трудности, вроде попыток тактично убедить Генри Лоуренса, что я и на пушечный выстрел не подошел бы к должности, которую он мне предлагает, в счет не идут. Первой моей причиной было то, что я сыт по горло Индией, службой политического агента, сикхами, кровавой резней и смертельными опасностями, устал от того, что мне постоянно угрожают, путают, торопят и используют, в то время, как все, о чем я мечтаю — это отвести мое бренное тело домой, лобзать исключительно Элспет и других цивилизованных женщин и больше никогда носа не высовывать за пределы Англии. Я не рискнул сказать ему все это, но, к счастью, нашелся выход.

— Вы очень добры, сэр, — проговорил я. — В самом деле, это большая честь для меня. Но боюсь, я вынужден ее отклонить.