Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 2.

Поэтому несколько недель спустя я оказался в позолоченном салоне на Елисейских, наблюдая, как Гранта, придавшего лицу самую дружелюбную из мин — такой гримасы испугался бы даже Джеронимо, — представляют великому маршалу, седому герою с цепким взглядом и бровями, способными потягаться с усами по пышности — эдакая копия Гранта, только с чесночной приправой. Они посмотрели друг на друга, поклонились, снова посмотрели, потом пожали руки, причем Сэм явно готов был отпрыгнуть при первом намеке на попытку заключить его в объятия. Затем воцарилась тишина, и я уже гадал, не стоит ли сказать Макмагону, что Грант потерял дар речи от оказанной ему теплой встречи, как мадам Макмагон, благослови ее Господь, спросила по-английски, хорошо ли мы добрались.

В свои шестьдесят она была еще красотка и сумела настолько очаровать Сэма, что тот вступил в разговор с ней, оставив старого Макмагона стоять столбом. Бловиц, как обычно обретавшийся в первых рядах среди сановников и прихлебателей, поспешил на выручку, представив меня маршалу как его бывшего сослуживца, что в некотором роде правда, ибо мы оба воевали в Крыму. Старый хрыч, похоже, обрадовался: как, неужели тот самый Флэшмен из Балаклавы, да? А еще служивший в Иностранном легионе, так ведь? Эге, ему ведь самому довелось тянуть лямку в Алжире, так что у нас обоих песок в сапогах, n`est-ce pas [755], хо-хо! Ну разве не удивительно встретить не в ком-нибудь, а в английском солдате — vieille moustache [756], просыпавшегося под крик «Au jus!» [757] и ходившего под колбасный марш [758]! Бловиц ответил, что это еще не все: le Colonel Flashman [759] был выдающимся союзником Франции в Китае — Монтобан [760] никогда бы не взял Пекин без его помощи. Макмагон был поражен — ему даже и в голову не приходило. Да, не много нас, мол, осталось, нам явно надо познакомиться поближе, резюмировал маршал.

Эта обычная болтовня, хотя и приятная, оказалась чревата большими последствиями, как выражаются дамы-романистки. В начале следующего месяца, в мае то есть, изрядное время спустя после того как Грант отправился домой, огласив своим мычанием всю Европу и очаровав итальянцев фразой, что Венеция будет замечательным городом, коли осушить лагуну, я стал неспешно собираться в Лондон, но был остановлен письмом из посольства. В нем сообщалось, что, в ознаменование оказанных мною Франции услуг, президент республики намерен наградить меня орденом Почетного легиона.

Что ж, весьма любезно со стороны наших пожирателей устриц, думаю я. Хотя за годы у меня скопилась целая коллекция незаслуженных побрякушек, еще одна лишней не будет, сами понимаете. Я понятия не имел, но это была работа Бловица, который, воспользовавшись нашей с Макмагоном встречей, вздумал сыграть себе на руку. Маленький прохвост нашел, для чего можно меня использовать, и потому решил устроить так, чтобы я оказался у него в долгу. Неужто так и не изучил Флэши, а? Короче, он напел Макмагону, что я уже дозрел до высшей лягушачьей награды, и тот охотно согласился. В результате по возвращении в Париж я облачился в лучшую тогу, продел недостойную выю сквозь ленту с орденом (четвертой или пятой степени, не помню уже), побывал в пылких объятиях маршала и был увлечен Бловицем в «Вуазен» с целью обмыть награду — а заодно выслушать тираду про его заслугу в деле моего награждения и связи наших «судеб».

— Какое удовольствие сравнится с возможностью поспособствовать старому другу, с которым тебя соединяет рок? — изрекает он, подкладывая под свои многочисленные подбородки салфетку и ныряя в суп. — Ведь оказывая услугу ему, разве не способствую я самому себе?

— Узнаю своего скромного старину Блова, — отвечаю я. — Чего вы хотите?

— Ax, sceptique [761]! Неужели я говорил об обязательствах? Но что правда, то правда, я рассчитываю на вашу помощь в одном моем маленьком дельце. Ах, эта затея придется вам по сердцу, уверен, и послужит во благо нам обоим. Но для начала давайте воздадим должное столу. Шампанского, дружище?

Поэтому мне пришлось ждать, пока Бловиц прогрызет себе дорогу через полдюжины блюд — откуда у французов эта привычка поливать приличную еду липкими соусами, ума не приложу. Когда посуду убрали и подали сигары и коньяк, журналист удовлетворенно вздохнул, похлопал себя по пузу и выудил из кармана фотографию в рамке.

— Речь идет о в высшей степени увлекательной интриге, — заявляет он и протягивает мне картинку. — Voila [762]!

Я ценитель фотографии, эта же отличалась качеством, привлекшим мое внимание с первого взгляда. Может статься, причиной тому удачный снимок, мастерская ручная раскраска или продуманная композиция, состоявшая из пары гигантских чернокожих в набедренных повязках и с ятаганами на фоне пальм в кадках, с игривым включением длиннохвостого попугая и мартышки, расположившихся по обе стороны восточной кушетки, на которой возлежала пленительная одалиска в одном золотом тюрбане и ножных браслетах. Стройное тело было изогнуто дугой, открывая взору выпирающие юные груди, явно не нуждавшиеся в поддержке, губы девицы приоткрывались в улыбке, обещающей невообразимые пучины порока. Подпись гласила: «La Petite Caprice» [763]. Да, это было нечто иное по сравнению с Фру-Фру... Малость сбитый с толку, я с трудом отвел глаза от пальм в кадках. Как уже говорилось, Бловиц помогал мне сводить знакомство с красотками из общества, но с профессионалками — никогда.

— Tres appetissante, non [764]? — спрашивает журналист.

Я вернул карточку.

— И в каком монастыре она подвизается?

Он негодующе хмыкнул.

— Это не то, что вы думаете! Это театральное фото, сделанное, когда она работала в «Фоли» — по необходимости, позвольте заметить, чтобы найти деньги на обучение. Серьезное обучение! Такие картинки — de rigueur [765] для комедианток «Фоли».

— Ага, я прям вижу, как не хотелось ей позировать...

— Вас, быть может, удивит, — сурово осекает меня он, — но она — опытный криминалист, бегло говорит на четырех языках, скачет верхом, отлично фехтует и стреляет, и является ценным сотрудником departement secret [766] Министерства внутренних дел, а в настоящий момент — нашего посольства в Берлине... куда я благодаря своим связям ее пристроил. Ах, вы удивлены! Я заинтриговал вас, друг мой?

— Вы? Вот она — могла бы, будь она где-нибудь под рукой. Но поскольку это не так, а позирование для пикантных фотографий бросает тень на ее безукоризненную чистоту, то...

— Разве я так выразился? Нет-нет, друг мой. Наша la belle Caprice [767] не demi-mondaine [768], но... женщина светская, скажем так. Вот почему она сейчас в Берлине.

— И как данная особа связана с маленьким дельцем, которое «придется мне по сердцу и послужит во благо нам обоим»?

Бловиц откинулся на стуле, сцепив на объемистом брюшке пухлые пальчики.

— Мне приходилось слышать, в одно время вы были весьма близки с германским канцлером, князем Бисмарком, но не питали к нему особых симпатий...