Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 2.
- Название:Записки Флэшмена. Том 2.
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Вече
- Год:неизвестен
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 2. краткое содержание
Писатель скончался в январе 2008 г. от рака.
Сайт о Гарри Пэджет Флэшмене (рус.) - Из биографии «героя»
Гарри Пэджет Флэшмен, бригадный генерал армии Ее Величества королевы Виктории, родился в городе Эшби, Англии в 1822 г. После изгнания в 1839 г. из школы в Рагби поступил в 11-й драгунский полк, начав тем самым свою головокружительную карьеру. Волей автора его бросало в самые "горячие" углы викторианской империи: он участвовал в Крымской войне, в афганских войнах, в подавлении восстания сипаев в Индии, побывал на Борнео и Мадагаскаре, в американских прериях и на золотых приисках Калифорнии. По своему характеру вобрал в себя все самые существенные признаки антигероя. Он был коварен, лжив, подл, беспринципен, труслив, и вдобавок, гордился всем этим. Благодаря всем этому, а также недюжинному везению, ему всегда удавалось выходить "сухим из воды", получая за каждую очередную кампанию новые награды и чины. Его трезвые и правдивые описания всех событий, которые он наблюдал за время своей бурной жизни, делают его мемуары бесценным шедевром своей эпохи. Флэшмен дожил до глубокой старости и скончался, окруженный почетом, в 1915 году.
Записки Флэшмена. Том 2. - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
— Ах, idiot! — мамзель игриво хлопнула меня по животу. — Все бы вам шутить! Я прошу совета, а вы издеваетесь!
— Издеваюсь, душа моя? Это вы потешаетесь над бедным стариком.
— Стариком? Ха! — восклицает она, выкатив глаза.
Да, эта чертовка умела отвесить изящный комплимент.
— Как будто есть нечто в сведении мужчин с ума, чему я способен поучить вас!
У меня комплимент тоже не заржавеет. Француженка приняла его с довольным кивком, уперев руки в боки.
— О, всегда можно что-то почерпнуть от мудрого учителя, — отвечает она, изобразив ту самую развратную усмешку, которую я видел на фотографии. — И поскольку месье Шувалов мне не нравится, я примерю на себя образ «Гретхен с Плетью» — tres implacable, sans remords [808]!— Каприз издала звук, напоминающий свист воображаемого хлыста. — Ну ладно, поживем — увидим! А пока, — она скатилась с кровати, — я приготовлю ужин.
И приготовила, причем на славу: омлет, воздушный, как суфле, тосты с холодным мозельским, фрукты в кирше [809] и кофе по-арабски — черный как ночь, сладкий, как любовь, и горячий, как пламя ада. Слушая ее веселое щебетание и озорной смех, я проникался все большей симпатией к мамзель Каприз. Не только потому, что она была сногсшибательной красоткой, гарцевала, как оголодавший суккуб, и готовила отменно. Мне понравился ее стиль: никакой суеты, эдакая Иезавель с дерзким огоньком в глазах и челкой старшеклассницы; малость тронутая, но среди связанных с политикой таких пруд пруди — Джорджи Броудфут [810], скажем, был больным на всю голову. В ее случае это могла быть маска — бронзовый щит, скрывающий внутреннюю ранимость — бедняжка занялась грязным делом, и нет сомнения, что коллеги-мужчины, будучи истыми христианскими ханжами, относятся к ней не иначе как к шлюхе. Я и сам думал так же, но мне хватило ума не охлаждать ее любовного пыла, выказывая это. Впрочем, нет, это не маска. За время беседы я распознал в ней одно из тех счастливых созданий, которые (подобно вашему покорному слуге) просто лишены стыда, а повстречав посреди белого дня свою Совесть, пройдут мимо, не подняв шляпы. Каприз явно упивалась перспективой отжать Шувалова досуха чисто потехи ради. Ну и от щедрого вознаграждения, обещанного Бловицем.
— Сто фунтов золотом! — радостно заявляет она. — Понимаете, это дело не секретного департамента, а личная затея Стефана и его газеты. А так как у него полно высокопоставленных друзей... И вот вы имеете удовольствие видеть меня в Берлине!
— И это все, что меня интересует, моя маленькая поклонница «Панча», — говорю я, обвивая рукой ее шею, когда мы снова устроились на кушетке. — Одна азиатская принцесса сказала мне однажды: «Слизывай мед, чужестранец, и не задавай вопросов».
— Азиатская принцесса? — Каприз всплеснула руками. — Ах, я должна услышать об этом! Она была прекрасна? Вы похитили ее? Были ее рабом?
И так далее. Поэтому мне пришлось рассказать ей об опасной дочери Ко Дали и о том, как она спасла меня из русской темницы и втихую накачала гашишем, едва не погубив. И о том, что китаянка была ослепительно красива (на что моя собеседница отреагировала обиженным «Пуфф!»), но лысой, как яйцо (тут надутые губки снова расплылись в улыбке). Бог знает, верила мне мамзель или нет, но требовала сообщить все подробности самого интимного толка, предлагая провести сравнение между ней и Шелк, а это неизбежно закончилось очередным постельным поединком, восстановившим ее пострадавшее amour-propre [811] и приведшим меня в состояние, которое один знакомый французский моряк-офицер охарактеризовал как «обморочное».
Только перед самым моим уходом мы вернулись к Шувалову. Встреча с ним была назначена на восемь часов вечера завтрашнего дня, первого дня работы конгресса, и к полуночи она рассчитывала развязать ему язык, после чего я должен буду заглянуть к ней. Если все получится, Каприз подготовит донесение, после чего мы сможем побаловать себя поздним ужином и еще чем в голову взбредет, после чего мне предстоит зашить рапорт в шляпу и отправиться на свидание с Бловицем.
Как выяснилось, она не приняла в расчет любовных аппетитов графа. Часы били двенадцать, когда я, прогулявшись по теплой ночи вдоль Егер-штрассе, свернул в ее двор. И обнаружил, что шторы на окне все еще закрыты — условный сигнал, сообщавший, что русский шут еще оскверняет своим присутствием ее квартирку. Я стал прогуливаться взад-вперед, благодаря судьбу, что сейчас не зима: в июне ночной Берлин бурлит как фонтан — открытые коляски везли искателей развлечений вверх по Мауэр-штрассе к Линден, из дворца принца Карла доносились звуки музыки и веселья. А еще виднелись огни, горящие в палатах на Вильгельм-штрассе: мелкие сошки конгресса продолжали гнуть спины, пока их шефы вальсировали и пировали. Ага, еще и распутничали ночь напролет, если брать в расчет Шувалова. Подходило к двум, и я едва не потерял уже терпение, когда заметил скрытую плащом и широкополой шляпой фигуру, появившуюся из двора Каприз. Граф, чтоб ему провалиться, протопал по мостовой, и минуту спустя я уже был встречен на пороге разъяренной гурией гарема в одном только золотом тюрбане, с невольничьими кандалами на лодыжке, из под которых сочилась кровь. Пока античная ванна наполнялась горячей водой, атмосфера в комнате наполнялась паром и отборной галльской руганью, каковую мне доводилось слышать исключительно в бараках Иностранного легиона.
Граф Шувалов, сообщила мне мамзель, оказался треклятым извращенным скотом, дикарем, свиньей и ублюдком с неописуемыми склонностями. Он признался ей, что был настолько впечатлен той фотографией, что захватил для нее тюрбан и оковы. Себе граф отвел роль Гарун-аль-Рашида, от нее же потребовал устроить представление в стиле «Тысячи и одной ночи», которого Дик Бертон [812] даже вообразить не мог. Дипломат настоял на том, что им обоим следует вымазаться айвовым вареньем, которое он обожает. Хотя большая часть джема пала жертвой последующего любовного пиршества, я заметил, что пушинки и прочие мелкие детали все еще имеют тенденцию приставать к телу мамзель, сновавшей с котелком из кухни в ванную и обратно.
— И я должна терпеть это за какую-то сотню фунтов! — вопит она, брыкаясь закованной ногой и звеня висящей на лодыжке цепью. — Ах, merde [813], не выходит — я никогда не отмоюсь. О, дело не только в гадком конфитюре... этой ordure collant [814], но и в его мерзких прикосновениях, противном теле и зловонном дыхании... Его поганый язык на мне... бр-р-р! Московитская обезьяна! О, не смотрите на меня, я не хочу, чтобы меня видели!
На самом деле выглядела Каприз прелестно — представьте себе красотку в стиле Альма-Тадема [815], принимающую соблазнительные позы в стремлении соскрести прилипшие к заду перышки.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: