Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 2.

Все молчали, поэтому я снова взялся за весло:

— Боюсь, это невозможно, сэр... Если только вы и Уильямc готовы на риск предстать перед военным трибуналом.

Если бы я сказал «готовы стибрить бриллианты короны и сбежать в Парагвай», то не мог бы породить большего возмущения, но прежде чем Берти успел взорваться, я пояснил:

— У вас обоих офицерские патенты, сэр. Я-то, разумеется, в отставке. Но вы, будучи на действительной службе и зная о недостойном поведении собрата-офицера, обязаны довести это до сведения вышестоящей инстанции. Поскольку ваше высочество имеет ранг фельдмаршала, не уверен, что над вами имеется начальник... За исключением Ее Величества, конечно. Также, полагаю, командир полка, в котором служит Камминг...

Конец фразы потонул в затяжном приступе королевского кашля — результат дыма, попавшего не в то горло. Это дало ему время поразмыслить над моим предупреждением. Хрипя и утирая пот, принц хрипло заявил, что плевать он хотел на все военные трибуналы и что ни единого слова не должно просочиться до ушей военных или еще каких-либо начальников. Это, мол, ясно?

— Никаких утечек! — прокаркал Берти. — Любой ценой мы должны сохранить это... между нами. Скандал... — ему страшно было даже подумать о последствиях. — Нужно найти способ!

Он снова сел и хлопнул ладонями по коленям.

— Непременно нужно!

Итак, мы вернулись на исходную позицию: трое напрягали мозги, а Флэши, выглядевший озабоченным, был внутренне спокоен, ибо ждал своего часа. Наконец Ковентри его предоставил.

— Надо изыскать возможность, — начинает он, — выказать... недовольство поведением сэра Уильяма, что позволит смягчить... негодование обвинителей и заодно не позволит просочиться ни единому слову об этом прискорбном инциденте...

— А, очнитесь, Ковентри! — обрывает его Берти. — Они требуют его головы! Грин дал это ясно понять. И как сможем мы в таком случае сохранить все в тайне, ума не приложу!

— Как можно наказать Камминга, не выдав его? — провозглашает Уильямc, и тут я понимаю, что наступило время обнародовать Компромисс Флэшмена, который созрел у меня в голове за пару минут до того. Я деловито прокашлялся, чтобы привлечь внимание.

— Полагаю, лорд Ковентри указал нам путь, сэр, — говорю. — Предположим... Да, допустим Камминг подписывает бумагу... Ну, вы представляете подобные документы: обязательство никогда не брать карт в руки. Как? — Они притихли, как утки в грозу. — Суровое наказание для человека его склада, так ведь? Буду весьма удивлен, если такая мера не удовлетворит Грина и компанию. Взамен, — я внушительно пристукнул по столу, — они обязуются молчать. Как и мы, разумеется. Вот и решение вопроса, и без тени скандала.

В плане зияла дыра в милю шириной, но я знал, что Берти ее не заметит — последние четыре слова затмевали для него все остальное. Он сделал стойку, словно сеттер, Ковентри, по обыкновению, блуждал в тумане, но Уильямc взорвался:

— Камминг ни за что на это не пойдет! Ха, да это равно признанию вины.

— Ничуть, Оуэн! — возражаю я. — Это не говорит о признании, но даже если так, все останется строго между нами и обвинителями, которое и так считают его виновным. Больше никто не узнает.

Я повернулся к Берти, который уже догрызал сигару.

— Уверен, сэр, он согласится. А какой у него есть выбор? Публичное бесчестье... а кроме того, — продолжил я, глядя на Ковентри и Уильямса самым несгибаемым из своих взглядов, — он знает, что в результате отказа замараны будут имена поважнее его собственного.

Трюк сработал. Берти подскочил, будто я ему штык в ногу воткнул, а по выражению лица Уильямса было ясно, что прозвучи из моих уст фраза: «Пойдите и скажите Каммингу, что если он не согласится и не убережет тем самым нашего драгоценного принца от скандала, то да поможет ему Бог», — то и она не смогла бы отразить мысль яснее. Ковентри, естественно, был в ужасе.

— Но... такой документ... допустим, что сэр Уильям согласится подписать его в обмен на обещание хранить тайну... разве вяжется он с принципами... э-э... секретности?

— Конечно нет, — отвечаю я. — Это будет просто обещание никогда не играть в карты, подписанное Каммингом, засвидетельствованное его высочеством и обвинителями. Ничего такого. Свидетели дают его высочеству слово чести ни устно, ни письменно не разглашать детали. И дело в шляпе.

Несколько минут Берти молчал, а когда заговорил, то стало ясно, что его заботит.

— Можно ли рассчитывать, что эти люди не проболтаются?

— Дав слово принцу Уэльскому?

Это, похоже, удовлетворило его, поскольку с минуту Берти сидел молча, потом спросил двоих других собеседников, как им план. Они, разумеется, запыхтели в знак сомнения: Уильямc опасался, что Каммингс откажется подписать, Ковентри беспокоился за исход в целом. Согласятся ли Лайсет Грин и К о, вопрошал он, и Берти приглушенно фыркнул.

— Согласятся! — буркнул он, подводя черту.

После чего они занялись подготовкой собственно документа, оказавшегося довольно простым, и обсуждением способов доведения его до виновной стороны. Берти предложил мне присоединиться к Ковентри и Уильямсу, но получил скромный отказ.

— Я не дипломат, сэр, — говорю. — Слишком прямолинеен для такой работы. Его милость и Оуэн лучше справятся без меня. Кроме того, — продолжает честный старина Флэши, — Камминг меня не любит. Понятия не имею, почему, но факт. Нет смысла его раздражать, так что чем меньше будет про меня упомянуто, тем лучше.

И знаете, Уильямc прямо-таки затряс головой, расчувствовавшись, а Берти пошел еще дальше, проводив меня одобрительным похлопываньем по плечу. Еще более щедрыми оказались его эмоции час спустя, когда он вызвал меня к себе (как раз когда я уже собирался заглянуть). Принц сидел на краю кровати в халате, с бокалом в руке и сигарой в зубах, усталый, как пес, но довольный трудами на своей ниве.

— Итак, он подписал! — радостно объявляет он.

Берти взял и протянул мне документ — всего несколько строчек с кучей подписей внизу, включая верхнюю — «У. Гордон-Камминг» — и закорючку самого принца.

— Не без отчаянной борьбы, как доложил Оуэн Уильямc. Твердил, что это расценят как признание вины, но уступил, когда его поставили перед выбором: либо подпись, либо крах. Угощайтесь, Флэшмен, — он указал на графин и коробку с сигарами, — и присаживайтесь. Избави боже меня снова пережить такой вечер — после обеда даже глаз не сомкнул, — и с удовольствием отхлебнул вина. — Если честно, я совсем не был уверен, что он подпишет, но вы-то все знали наперед, хитрый стреляный воробей!

И подмигивает мне.

— Ну, сэр, у него ведь не было особого выбора, правда? Принимая в расчет все обстоятельства, он должен считать, что легко отделался.