Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 2.

— Холло, старина, — киваю ему я. — Приказ на марш, наконец-то? Не переживайте, это со всеми происходит рано или поздно. Всему виной треклятая ирландская затея, так думаю.

Вам наверняка известно, что Ирландия всегда была для него занозой в заднице: никто не знал, что с ней делать, и пока пэдди [1070] склонялись к идее покинуть остров и двинуть в Америку, Гладстон пытался их удержать. Ну или что-то вроде этого.

— Где вы ошиблись, — продолжаю я, — так это когда не вернули давным-давно то место папе римскому и не извинились перед ним. Факт.

Гладстон яростно воззрился на меня, лицо его напоминало дверной молоток.

— Доброй ночи, генерал Флэшмен, — говорит он резко.

Я в этот момент как раз нырнул в раковину с криком: «О, какой утратой был для нас лорд Палмерстон!» Тут бывший премьер вышел вон, направляясь к себе в Брайтон [1071].

Но это все к слову, теперь следует вернуться к делу полковника Тигра Джека Морана, который совершенно исчез из моего поля зрения после мимолетной встречи в театре до той треклятой ночи в конце марта, когда я засиделся допоздна за прессой, а Элспет лежала в кровати, читая новый выпуск истории с продолжением. В доме было тихо, камин почти погас, и я дремал над газетами, содержащими массу интереснейших известий о войне с матабеле [1072], Санитарной конференции в Париже, а также сообщение о нападении лягушатников на старых моих приятелей туарегов при Тимбукту, в ходе которого было взято в плен значительное количество овец [1073]. Вдруг в комнату влетает Шедуэлл, дворецкий, и докладывает, что приехала моя внучка и желает срочно видеть меня.

— В такой час?

Тут в комнате под шелест розового бального платья появляется сама Селина, вся трепещущая, с умоляющим лицом, и прямо-таки бросается мне на грудь, вопя:

— Ах, дедушка, дедушка, что мне делать? Ах, дедуля, умоляю, помоги!

— Бога ради, Селина! — говорю я, перепугавшись. Знаком я приказал очумевшему Шедэллу убраться за дверь и усадил дрожащую девушку в кресло. — Дорогое дитя, что случилось?

С минуту она не могла вымолвить ни слова, только сидела, рыдая и кусая губу. Поэтому я влил в нее глоток бренди, и тогда Селина, прокашлявшись, подняла залитое слезами личико и схватила меня за руку.

— Ах, дедуля, я не знаю как быть! Это ужасно... Я, наверное, умру! — Она глубоко вздохнула. — Это касается Рэнделла и... полковника Морана! Ах, что нам делать?

— Морана? — я остолбенел. — Того типа, которого мы встретили в театре? Что общего может быть у него с тобой, дитя мое?

Потребовалось еще несколько глотков бренди, прерываемых стонами и слезами, чтобы вытянуть из нее историю, оказавшуюся, если вам угодно, весьма занимательной. Выходило так, что Моран был хорошо известен в игорных кругах столицы и промышлял тем, что завлекал юных идиотов сыграть с ним — это объясняло загадку его появления в компании Оскара Уайльда, ведь вокруг него никогда нет недостатка в безмозглых состоятельных молодых людях. Среди прочих в сети полковника попался и суженый Селины, Рэнделл Стэнджер. По ее словам, Моран обчистил щенка на добрых несколько тысяч.

— Бога ради, успокойся, детка, это всего лишь деньги! — облегченно вздохнул я, но все оказалось хуже, намного хуже.

Этот полудурок Рэнделл, опасаясь признаться своему высокопоставленному папочке, попытался отыграться, позаимствовав деньги — святые небеса! — из полковой кассы. И разумеется, продулся. Вот это уже означало и крах и бесчестье, в случае, если история выплывет наружу, что весьма вероятно.

Но как вы, наверное, догадываетесь, я по части скандалов собаку съел. «Сколько именно?» — резко спрашиваю я ее, а она отвечает, ломая в куски свой веер: двадцать тысяч. С трудом сглотнув, я говорю, что Рэнделл получит эти деньги завтра с моего счета. Ими он заплатит Морану, без задержки вернет позаимствованное из офицерских капиталов и все будет шито-крыто. (Видит Бог, я не щедрый человек, но этот молодой болван скоро станет мужем моей внучки.)

Поверите или нет, но девчонка завыла еще громче, качая головой и хныча, что это не спасет его, ничто уже его не спасет.

— Полковник Моран знает... ему известно, откуда Рэнделл взял деньги... он угрожал опозорить его, если... — тут она зарылась головой в подушки и завыла так, что я испугался за целостность ее корсета.

— Если что? Чего ему надо помимо денег?

— Если... если только... — начинает Селли, глядя на меня огромными, полными слез глазами. — ... если только... я... ох, дедуля, скорее я умру! Он опозорит Рэнделла если я... не соглашусь... О, Боже! Не соглашусь расплатиться с ним! Понимаешь, о чем я? О, что мне делать?!

М-да, прямо акт второй пьесы «Негодяй домогается ее» в самой кульминации, не так ли? Не то, чтобы я не поверил: покажите мне мелодраму, и я мигом отличу ложь от истины. И не в моих правилах зря тратить время и вопить, подпирая лоб: «Злодей пожалеет об этом немедленно!»

Я вполне понимал логику Морана — мне и самому доводилось разыгрывать Подлого Джаспера, топорща баки и вынуждая красотку лечь в постель, чтобы купить мое молчание или услугу. Но тут дело шло к тому, что моя собственная внучка, моя прелестная роза, окажется во власти распутного старого мерзавца. Ее надо спасти, любой ценой.

— Когда ты должна дать ему ответ? — спрашиваю.

— На следующей неделе, — рыдает она. — Он согласился подождать лишь несколько дней, а потом... потом меня ждет гибель!

— Рэнделл знает?

Высморкавшись в платочек, Селли затрясла головой.

— Ну и пусть не знает, — продолжаю я. — Никто не должен знать, и прежде всего твоя бабушка. Слушай сюда: вот чек на двадцать тысяч, чтобы идиот, за которого ты собралась замуж, мог уплатить по счетам...

— Но полковник Моран... — захныкала она, кусая пальчики.

— О нем я позабочусь, не переживай. Ну же, Селли, все будет хорошо. Очень хорошо. И тебе не стоит забивать свою прелестную головку такими пустяками, поняла?

Я взял ее за руку, обнял за плечи и потерся своими старыми баками о прелестный лобик, как делал, когда Селина была ребенком, и она расплакалась у меня на плече.

— Ну, осуши глазки и покажи мне самую радостную из своих улыбок... Нет-нет, самую-самую, я же сказал! Вот, вот так, моя принцесса.

Я отер сбегающие по ее щекам слезы, и внучка обвила руками мою старую шею.

— Ах, дедуля, ты самый лучший из дедушек! Я знала, что могу положиться на тебя! — Она фыркнула мне на ухо. — Может быть... ты дашь ему еще денег? Это ведь такой жадный, отвратительный тип. Но ты ведь найдешь способ, правда?

Это-то понятно, оставалось только сообразить, какой. Уложив Селину в кровать и отправив в дом ее обожаемых родителей записку с предупреждением, что она останется ночевать у нас, я стал искать вдохновения в бренди. Мне вспомнились бегающие глаза и поганая улыбочка — да, такой тип вполне годится на роль, которую для себя придумал. Собирается порушить девичью честь, значит? Причем не чью-нибудь, а моей крошки Селли, чтоб ему пусто было. Ладно, окажись я на его месте (уж это мне легко было представить), что заставило бы меня отказаться от своего грязного умысла? Угроза насилия? Что ж, со мной бы это прокатило, но с Мораном — явно нет. Это воплощение металла и отваги, сам видел. Тогда деньги? Да, меня вполне можно было подкупить — такое частенько случалось прежде. Итак, банковскому счету Флэши предстоит перенести очередной суровый удар. Но надо, значит, надо — другого пути я не видел.