Джордж Фрейзер - Записки Флэшмена. Том 2.

Это было невероятно. Нет, это не может быть правдой... Но когда губы мои зашевелились, пытаясь заявить это, мозг мой подсказывал, что никому, никому во всем свете не могли быть известны детали этой бесчестной мены, кроме того, кто был там... И все же...

— Да это бред! — возопил я. — Конечно, я помню того мальчишку — это был маленький дрожащий оборвыш-кокни, косоглазый... совсем не похожий на вас! Черт, вы же закончили Итон — я сверялся по «Кто есть кто»!

— Совершенно верно, — кивает он. — Подобно многим ученикам частных школ до меня — и после — я сбежал... Только не говорите мне, что сами не были маленьким забитым фагом в Рагби. Да, я сбежал и воображал, как здорово будет стать юнгой и отправиться попытать удачу в море. Уже в те годы я был хорошим артистом и легко изобразил уайтчепелский акцент — многомудрый капитан Спринг ни разу не заподозрил в своем стюарде маленького джентльмена, не так ли? — Краешки его губ приподнялись в усмешке. — Но это не помешало ему накачать парнишку туземным пивом и продать как раба тому невообразимому дикарю в обмен на шайку полуголых черных шлюх! О, вы целиком поддержали его в этом!

— Ложь! — говорю я. — Эта идея принадлежала исключительно Спрингу, я понятия о ней не имел! Как, я даже умолял его, помните? Но было уже слишком поздно...

— Умоляли? — фыркает Моран. — Когда это вы умоляли кого-либо о чем-то, что не имеет отношения к вашей презренной особе? Разве вас заботило, что белого ребенка отдали на растерзание этому... этому мерзкому черному скоту? — Пока он произносил эти слова, глаза его метались по комнате, а лежащая на столе ладонь вздрагивала. — Два года промучился я там. Два года в аду из гниющих джунглей; я молил о смерти, терпя пинки и издевательства этих животных... Да-да, можете ужасаться, вот на что обрекли вы меня! Два года, прежде чем я набрался храбрости бежать и с Божьей помощью встретил португальских работорговцев, доставивших меня на побережье. Мерзких португашек, как назвали бы их вы, но они спасли меня от злой судьбы, на которую обрекли соотечественники-англичане.

— Но я-то здесь при чем? Говорю же, я не виноват! Черт, это должно было быть ужасно, Моран... Меня совсем не удивляет, почему вы... ну, взволнованы, ну, взбешены, честное слово... Но это все сотворил Черити Спринг, я совершенно невиновен! Зачем вы заставляете меня страдать за то, что натворил этот мерзавец? Да он похитил меня самого, начнем с того...

— Спринг давно уплатил по счету, — говорит полковник с хриплым смешком. — Как и многие другие. О, вас я поместил в конец списка. — На краткий миг глаза наши встретились. — Помните Салливана, помощника-янки? Я прикончил его в Галвестоне в шестьдесят девятом [1074]. А доктора? Как там его звали... того ирландца? Его дни закончились в Бомбее. Я разбирался с ними по мере того, как находил. И пока служил в индийской армии, частенько думал о вас. Но шанса все не выпадало — до сего дня.

Воцарилась тишина, во время которой я, перепуганный, как кролик, не в силах был вымолвить ни слова, поэтому полковник продолжил:

— Вы слишком стары, чтобы заслужить пулю, Флэшмен. О, сейчас это было бы слишком просто: вы видели меня в деле и, быть может, слышали, что я заслужил славу лучшего стрелка в Индии, если не во всем мире. Если генерал Флэшмен будет найден в своем лестерширском имении с размозженной головой, то кто заподозрит заслуженного и уважаемого полковника Джона Себастьяна Морана? — Он хохотнул и покачал головой. — Неинтересная охота. Зато маленькая мисс Селина — превосходная дичь, если вам угодно. Встретив вас в театре, я заметил, как вы обожаете ее. И вам, старому дураку, остается только грызть ногти. Потому как если в конце концов ей удастся как-то избавиться от меня, имя Стэнджера будет опозорено, и вместе с ним рухнут все ее надежды. И ваши тоже. Шикарный получится скандал.

Он прислонился к каминной полке, засунув пальцы за прорези жилета и поглядел на меня.

— Вам так или иначе придется заплатить за то, что вы сделали. Лично я думаю, что юная леди предпочтет сохранить честь возлюбленного, пожертвовав своей. По крайней мере, надеюсь на это. Но по большому счету мне все равно.

Это было ужасно, потому как малый явно спятил, обуреваемый ненавистью и жаждой мести. И выбрал Селли, чтобы ужалить меня... И не прогадал — девочка принесет себя в жертву, чтобы спасти Стэнджера. А если и не решится, и его и ее жизнь будут разрушены. Мне оставалось только рыдать при мысли об их горе и молить о пощаде этого безжалостного, кровавого людоеда. Я прямо пустил слезу, уговаривая его принять деньги, предлагая двадцать, даже тридцать тысяч (выше этой цифры мне было не подняться), обещал задействовать все свое влияние, чтобы обеспечить ему покровительство, титул, буквально валялся у этой свиньи в ногах, взывая смилостивиться над моими сединами и преклонным возрастом. Моран только потешался.

Тогда я разозлился, стал угрожать, давая клятвы добраться до него так или иначе. Я сказал, что убью его, пусть даже меня за это повесят, а он рассмеялся мне в лицо.

— О, как бы я хотел, чтобы вы попробовали! Меня бы это так позабавило! Отправляйтесь домой, берите револьвер, черную маску, собирайте шайку наемников. Ну же, что вы расселись? А быть может, давайте пересечем Ла-Манш и устроим дуэль на пляже? Многое я отдал бы за такое зрелище, старый хвастливый пень!

В итоге он вышвырнул меня вон и я заковылял к себе, испытывая ярость, страх и отчаяние такой силы, какие редко переживал прежде. Я был бессилен: его нельзя подкупить, уговорить, запугать или обмануть. Моран был неуязвим даже для крайнего средства — да, ему было под шестьдесят, но рука старого охотника осталась тверда, а глаз ясен, и даже если в благословенной Англии удастся сыскать такое диво, как наемный убийца, кто поручится, что ему по силам будет одолеть молнию, которую я видел в действии на зулусах Кечвайо? Нет, у Морана все козыри на руках. И Селина, моя милая крошка, обречена. Я пришел домой и напился вдрызг.

Вы можете заявить, что для человека, так низко ставящего женскую добродетель, я слишком близко к сердцу принял мысль, что Моран порушит девичью честь Селли. Но когда речь заходит о твоей плоти и крови, все становится иначе — внучка была совсем не то, что женщины моей молодости, которые по большей части представляли собой не слишком целомудренный сброд. Она, такая добрая и милая, принадлежала к совсем другой породе. И представляя, как Моран лапает ее, я покрывался холодным потом. Будь проклят Стэнджер за свою глупость, и Гезо, за то что не перерезал тому щенку глотку, когда имел столько возможностей. Тупая старая свинья. Но что толку от проклятий? Мне надо все обдумать и — жуткая мысль — действовать. И вот, влив в себя невообразимое количество спиртного и собрав силы в кулак, я понял, что должен убить Морана.