Вячеслав Софронов - Дорога на эшафот

– Прикажите начать стрелять, а потом пушку нужно притащить, и тогда точно – ворота наши…

Мирович благодарно кивнул ему и скомандовал:

– Заряжай! – Солдаты послушно скинули с плеч мушкеты, засыпали порох, вогнали пули и ждали очередной команды. – Целься! – продолжил Мирович. – Пли! – взмахнул он рукой с зажатой в ней шпагой, которую так и не вложил в ножны.

Раздался первый недружный залп, и от ворот полетели щепки; чья-то пуля рикошетом от каменной стены унеслась вверх. Солдаты опустили приклады мушкетов на землю и зарядили их снова. Мирович ждал, что находящиеся по ту сторону ворот караульные, которых обычно было не более десятка, испугаются и ворота откроют, но оттуда тоже послышалась команда: «Заряжай! Целься! Пли…» – и над их головами роем разбуженных пчел прошелестели пули ответного залпа защитников крепости.

Обе стороны произвели наугад еще несколько выстрелов, но никто не получил даже ранения, и он приказал солдатам искать укрытия и оттуда продолжать стрельбу, не ожидая команды.

«Хорошо, что никто из комендантской роты не догадался взобраться на галерею и вести огонь по нам сверху. Но и они бы оказались перед нами, как на ладони…» – думал он, мучительно соображая, как быть дальше. Вспомнил слова Федора Пермяка насчет пушки и понял, что без нее никак не обойтись. Но тогда в полку услышат начавшуюся пушечную стрельбу и наверняка пришлют поддержку.

«Нужно было все баркасы собрать и оставить возле острова», – запоздало подумал он, но сейчас уже поздно было что-то менять. Он подозвал находившихся поблизости от него Федора и Фоку и скомандовал:

– Пушку сюда, быстро! И зарядить не забудьте, фитиль возьмите. Давайте быстро, а то подмога поспеет, тогда все пропало…

Те быстро скрылись в темноте, а Мирович остался стоять за поленницей дров, соображая, есть ли еще какая-то возможность пробраться внутрь цитадели, минуя ворота. Выстрелы разбудили уже отошедших ко сну арестантов, и из их камер были слышны громкие крики, мольба о помощи, кто-то стучал в двери чем-то тяжелым – то ли столом, то ли скамьей или чем иным. Надзиратели метались по верхней галерее с дубинками в руках, кричали на них, пытаясь хоть как-то утихомирить. Но вот одна из дверей начала трещать, а потом с грохотом упала на пол, и оттуда показалась чья-то фигура, размахивая вырванной откуда-то доской. К нему тут же бросились два надзирателя, но он расшвырял их и принялся открывать соседнюю камеру.

«Правильно комендант говорил, что двери едва держатся. Так могут все разбежаться. Лови их потом…» – Василий все еще оставался офицером, призванным нести караульную службу. Он пока не пережил перелом, отделяющий надзирателя от взбунтовавшегося заключенного.

Пока не вернулись обратно Фока и Федор, он продолжал наблюдать, что происходило на галерее. Более всего Василия интересовала камера, где содержался тайный арестант. Он переживал, что под шумок Иоанна Антоновича могут вывести, усадить в лодку и переправить на другой берег, где он окажется недоступен для освободителей. Тут он увидел, что из его камеры вышел офицер со шпагой в руках и направился по галерее к выломавшему дверь узнику, который теперь крушил соседнюю с ним дверь. Офицер что-то крикнул разбушевавшемуся арестанту, видимо, призывая его вернуться обратно в камеру. Но тот даже не повернул голову в его сторону, продолжая свое разрушительное дело. Тогда офицер сделал выпад и вогнал в него острие своей шпаги… Что было дальше, Мирович рассмотреть не успел, потому что появились Федор Пермяк с Фокой, волочившие за собой небольшую пушечку, установленную на лафет, с колесами, производящими изрядный грохот на замощенном плитками дворе.

– Заряжена? – спросил их Мирович. Они согласно кивнули. – Поджигай фитиль! – приказал он. Те живо достали трут и кресало, принялись выбивать огонь, чтоб распалить фитиль.

– Эй, в крепости! – зычно крикнул Василий. – Открывайте ворота, а то разнесем в пух и прах, мать вашу так! – и несколько раз взмахнул поданным ему тлеющим фитилем.

За воротами на какое-то время воцарилось молчание, и чей-то голос ответил:

– Подождите чуть, сейчас поговорим меж собой и решим.

– Быстрей говорите, – крикнул Мирович. – Нам ждать некогда. Стрельнем, и все дела, потом на себя пеняйте.

– Они явно тянут время и ждут помощи с того берега, – сказал он стоящим подле него Фоке и Федору.

– Ясно дело. Страшно им, поди… – ответил Федор.

Наконец брякнула щеколда, заскрипели шарниры, и ворота медленно поползли в разные стороны. Рота Мировича устремилась внутрь, не выпуская мушкеты из рук. Защитники крепости успели разбежаться кто куда, и никто не оказал им ни малейшего сопротивления.

– Вон дверь, – указал Мирович бегущим рядом с ним Федору и Фоке. – Наверх по лестнице, успеть надо…

Те первыми взбежали наверх и распахнули указанную им дверь. Следом, тяжело дыша, подбежал Мирович и, раздвинув их плечом, вошел внутрь. В камере царил полумрак от двух плошек, наполненных жиром, свечи не были зажжены, но и при этом видны были фигуры двух офицеров, стоящих возле стола со шпагами в руках. Мирович выхватил из-за пояса пистолет и взвел курок, следом ввалился с десяток солдат, с любопытством разглядывая происходящее. Все они были при оружии, с примкнутыми штыками. Ветераны Прусской кампании имели вид серьезный и решительный. Лишь после этого оба офицера опустили шпаги, а потом и вовсе вручили их Мировичу, приняв его за старшего. Но оба при этом сохраняли молчание.

– Кто такие? Назовитесь! – потребовал он.

– Ингерманландского пехотного полка капитан Власьев Данила сын Петров, – по-военному представился один.

– Того же полка поручик Чекин Лука сын Матвеев, – сообщил другой.

– По какому праву… – заикнулся было Власьев, но Мирович навел на него шпагу и рявкнул так, что у самого уши заложило:

– Молчать!!! Как смеешь держать царственную особу в такой камере? Где он? Показывай…

Оба офицера кивнули в сторону низкой деревянной кровати, где кто-то лежал, укрытый с лицом солдатским одеялом. Мирович рванулся туда, сорвал одеяло, но в темноте трудно было что-либо разглядеть, и он потребовал:

– Огня! – Ему подали масляную коптившую плошку. Он поднес ее к лицу лежавшего и в ужасе отшатнулся. – Кто это? Он не дышит?

– Наш пленник… – едва шевеля губами, пробормотал Власьев. – У нас приказ: живым в руки никому не отдавать его.

– Звери! Какие звери! Как вы могли руку на него поднять? Да я вас… – со слезами в голосе крикнул он и зашатался.

Солдаты подхватили его и отвели к двери. Он словно оглох и толком не воспринимал происходящее, настолько известие о смерти царевича потрясло его. Не слышал он, как Власьев с Чекиным принялись уговаривать солдат сложить оружие и сдаться. Капрал Миронов первым положил к их ногам свой мушкет, подбежал к Мировичу и вырвал у него из рук шпагу. Тот даже не попробовал оказать сопротивление, а горько рыдал, уткнувшись лицом в крепостную стену. В это время прибежал пришедший в себя комендант Иван Васильевич Бердников и, увидев Мировича, закричал громко: